По немецким свидетельствам, Алексей Петрович все время своего дрезденского пребывания вел себя с немцами вообще очень сдержанно, а в особенности был застенчив с женским полом. Одно из свидетельств передает слух (может быть, исходивший от служителей царевича), что в Москве он был влюблен в сестру своего сверстника князя Трубецкого, который теперь находился в его свите. Но Петр выдал ее замуж и тем положил конец дальнейшему роману или намерению царевича жениться на подданной. После того молодой князь Трубецкой, если верить означенному свидетельству, возненавидел немцев. А потому едва ли он усердно помогал своему товарищу молодому графу Головкину и другим членам свиты, которые из угождения Петру старались расположить царевича к браку с принцессой Вольфенбюттельской. Но тот колебался, не принимая участия в начавшихся переговорах о брачных условиях, и даже сердился, когда немецкие газеты извещали как о деле решенном о его предстоящем браке с принцессой. Ее родные и сторонники усердно следили за ним; в своих письмах они сообщали, что кроме наук он берет уроки танцев и любит посещать французский театр, хотя по-французски будто бы не понимает. В то же время с неудовольствием повторялся слух, что дрезденский наместник короля Августа князь Фирстенберг осыпал царевича любезностями, приглашениями в надежде склонить его выбор на свою дочь. Жаловались и на другие интриги, например в пользу брака с одной из австрийских эрцгерцогинь или с дочерью Якова Собеского. Говорили в своих письмах также, что царевич, желая выиграть время, умышленно оказывает большое внимание дочери Фирстенберга и принцессе Фейсенфельской, что он просит у отца позволения познакомиться с другими еврот пейскими принцессами, прежде чем сделать окончательный выбор, а между тем ищет предлога или случая уехать обратно в Москву. Прибавляли, что по отношению к наследнику престола русские вообще не желают иностранного брака, благодаря которому иностранцы, пожалуй, будут господствовать в России, и будто бы сама супруга русского посла в Дрездене графиня Матвеева не верила в брак царевича с немецкой принцессой.
Но все подобные слухи и толки не имели серьезного значения, ибо царевич во всей этой истории с своей женитьбой играл жалкую, пассивную роль. Он мог только колебаться и оттягивать окончательное решение, но изменить его не мог. Над ним тяготела деспотичная воля грозного отца, идти против которой он не смел и подумать.
В сентябре того же 1710 года Алексей из Дрездена с частью своей свиты приехал в саксонский город Торгау, в замке которого тогда проживала польская королева с своим сыном наследным принцем и с принцессой Шарлоттой. Тут оба престолонаследника очень подружились и более недели забавлялись охотою. Обедал царевич и проводил вечер обыкновенно у королевы, причем был любезен с принцессою. По ее словам, в сравнении с первой встречей были заметны его успехи в светском обращении. На сей раз он воротился в Дрезден, не сделав никаких объяснений. Но спустя две недели он снова приехал в Торгау и тут уже формально просил у польской королевы руки принцессы Шарлотты. Его предложение было принято с явным удовольствием. Однако вскоре он опять воротился в Дрезден к своим учебным занятиям. Начался довольно частый письменный обмен любезностями с его будущей родней, и, конечно, на немецком языке, причем Алексей, очевидно, пользовался помощью своих учителей.
В то же время царевич вел деятельную переписку с своими московскими приятелями (иногда при помощи тайнописи, т. е. особо изобретенной азбуки), главным образом с духовником своим Яковом Игнатьевым. Последний, узнав о помолвке духовного сына с невестою-лютеранкою, естественно, запросил его, нельзя ли побудить ее к принятию православия. На это царевич не раз отвечал, что принуждать он не может, но что жена его, когда будет жить в России, то, видя красоту русского обряда, прекрасные иконы и церкви, великолепное облачение духовенства и божественное пение вместо музыкального органа, может быть, сама обратится в нашу веру.
Меж тем все еще продолжались переговоры о брачных условиях. Только в апреле следующего 1711 года, во время похода Петра против турок, между ним и уполномоченным герцога Шлейницем в галицком местечке Яворове были намечены условия о браке русского престолонаследника Алексея Петровича с внучкою герцога Антона Ульриха, дочерью его второго сына Людвига Рудольфа и Христины Луизы Шарлоттою Христиною Софиею. Последняя в силу этих условий получала право остаться при своем лютеранском исповедании и иметь для себя и окружающих единовременных особ обоего пола особую каплицу. Вот как легко отнесся Петр 1 к иноверию супруги будущего русского государя, а следовательно, и к неизбежному народному неудовольствию по сему поводу. В договорном проекте царевич прямо и ясно именовался наследником русского престола. В сем договоре намечалось также денежное обеспечение принцессы отчасти со стороны ее деда, а главное, со стороны будущего свекра, но точные цифры пока не были определены.
Читать дальше