Виктория Балашова - Елизавета Тюдор

— У вас снова ничего не получилось? — Люди расступились, пропуская к королеве мужа. Генрих навис над кроватью, приблизив лицо к подушке: — Я бы на вашем месте старался получше, — сказал он громким шёпотом Анне, — у вас в покоях вечно толкутся ваши фавориты. Не они ли мешают вам родить здорового ребёнка? Я планировал рыцарский турнир. И этот раз я не стал его проводить заранее — ведь мы уже когда-то поверили в то, что вы родите мне наследника, и начали праздновать его появление на свет, пока он находился в утробе матери. Тогда мы получили пренеприятный сюрприз. Мне подарили дочь. Сейчас ещё хуже: родился мальчик, но он мёртв! Не оттого ли, что вы изменяете своему супругу? А? — Генрих чуть качнулся вперёд. После недавнего падения с лошади у него участились головокружения, и Анне показалось, он вот-вот рухнет на неё всем телом.

— Что вы такое говорите? — промолвила она через силу, вжимаясь в подушку. — Я никогда вам не изменяла.

— Прекрасно! — король выпрямился. — Турнир не отменяется. Будьте добры присутствовать. Через две недели, первого мая. Думаю, вы будете уже достаточно здоровы. — Он резко повернулся к Анне спиной и почти выбежал из комнаты.

«Где уж тут изменять мужу, когда ты постоянно ходишь беременная? — подумала Анна со вздохом. Беременность и роды казались ей теперь ещё большим наказанием, чем раньше. — Надо бы всё-таки поговорить с Генрихом. В последнее время он только и делает, что обвиняет меня в изменах».

— Помогите мне одеться, — произнесла она вслух, собираясь с силами, чтобы встать.

— Вам не следует сейчас вставать, ваше величество, — встрял врач, — вы слишком слабы.

— Принесите мои платья! Мне самой решать, насколько я слаба или сильна. И у меня всегда найдутся силы, чтобы увидеться с мужем.

Врач почтительно поклонился и не стал спорить. Ему хорошо был известен характер королевы: уж если она что-то вбила себе в голову, то сделает непременно.

Анна старалась идти, выпрямив спину и никому не показывая, какой болью ей отдаётся каждый сделанный шаг. Те, кто попадался ей навстречу в коридорах Гринвичского дворца, вежливо кланялись. Но королева во всех взглядах читала скрытую угрозу, враждебность и ненависть. «Неужели Генрих что-то задумал?» — мыслишка не покидала голову, устраиваясь в ней поудобнее, скручиваясь клубком, мешая думать и планировать свои действия.

Возле комнаты Генриха Анна остановилась перевести дух. Она прислонилась к стене, чувствуя, как подгибаются колени и как громко стучащее сердце норовит выскочить из груди. Анна толкнула тяжёлую дверь. Король сидел в своём любимом кресле, а на коленях у него красовалась одна из фрейлин Анны. У королевы потемнело в глазах — она даже не помнила имени этой маленькой некрасивой мерзавки, посмевшей заигрывать с королём.

Фрейлина заметила королеву и испуганно соскочила на пол. Анна подошла к девушке и схватила её за шею.

— Чтобы больше я тебя рядом со спальней короля не видела! — прохрипела она. Фрейлина дёрнулась, и у Анны в руке осталось порвавшееся ожерелье.

Генрих расхохотался.

— Выйдите обе. Меня ждут государственные дела, — объявил он дамам со смехом.

Униженная, Анна вернулась к себе. В комнате с подолом собственного платья на ковре играла Бэт. Её рыжие кудряшки выбивались из-под бархатного чепчика, придавая лицу задорное выражение.

— Мам, — улыбнулась девочка, увидев Анну.

«Похожа на отца», — подумала королева, молча проходя к постели.

Няня взяла Елизавету за руку и вывела из комнаты.

Оставшееся до турнира время Анна старалась вернуть себе хорошее расположение духа. Она собиралась действовать так же, как действовала раньше: вновь очаровать мужа, улыбаясь и непринуждённо беседуя с ним обо всём и ни о чём. Мужчины, которые и в самом деле в большом количестве окружали королеву, расточали комплименты, помогая возвращать хорошее настроение.

Среди друзей Анны числился её родной брат, друг Генриха, а также несколько придворных поэтов и музыкантов. Все они постоянно крутились в спальне королевы, отвоёвывая её расположение друг у друга. Иногда Анна, конечно, позволяла нм некоторые вольности. В последний год, когда Генрих стал от неё отдаляться всё больше и всё реже стал появляться в её спальне, ей оставалось довольствоваться вниманием других мужчин. Они, не обращая внимания на то, беременна она или нет, уверяли Анну в том, что она красивее всех на свете…

— Генрих, — Анна протянула руку для поцелуя одному из ближайших друзей мужа Генри Норрису, — ты всё же решил навестить меня. Я рада твоему приходу, — она благосклонно кивнула, указывая посетителю на низкую скамейку, стоявшую в её ногах.