Саймон Скэрроу - День цезарей

– Сколько ты ему дашь? – тихо спросил Макрон. – Ставлю сестерций против десяти денариев, если он доживет до конца года.

– Я бы на такую ставку не решился, – усомнился Катон. – Бедный рохля…

– Пожалуй, соглашусь… А как там, кстати, Луций?

По возвращении в Рим Макрон намеренно дистанцировался от своего друга. Катон с сыном сейчас жили в той части дома Семпрония, что не пострадала от огня. Хотя зваться таковым ему оставалось недолго. Кроме внука, родственников у почившего сенатора не оставалось. При обычном ходе дел дом и все состояние должны были перейти к Луцию. Но обычными нынешние времена не являлись. По подсказке Палласа, Нерон конфисковал всю собственность мятежного сенатора – участь, обычно постигающая тех, кто совершил измену против Рима. А затем он своим указом (и вопреки советам имперского секретаря, рассчитывавшего поднажиться на конфискации) передарил это состояние Катону в знак признательности за ту роль, которую тот сыграл в сокрушении заговора.

– С Луцием все хорошо, – ответил Катон. – Я такого даже не ожидал – с учетом того, что ему пришлось перенести.

– Вот тебе и детишки. Видно, нет такой трагедии, какую нельзя устранить новой для них игрушкой… И все равно, тебе надо быть с ним как можно больше. Отец ему теперь нужен как никогда. Ты ж единственный, кто у него остался.

Катон, кивнув, решил сменить тему:

– Ну, а как дела у тебя, с твоей любовью?

Макрон осклабился.

– Хорошо, и даже лучше того. Каждое блюдо, что она мне готовит, для меня сущий пир. А уж ночки у нас с ней… что там твоя битва на Капреях. И ночью, и поутру. Думал, что пообвыкну, да не тут-то было… Неплохо, правда?

– Звучит именно так. А что дальше? Ты на ней женишься? Думаешь остепениться?

– А что. Может, и соблазнюсь.

– Ты? – Катон изогнул бровь. – Я думал, ты пожизненно привязал себя к солдатству.

Макрон в задумчивости поскреб подбородок.

– Не знаю. Если я что-то и усвоил по жизни, так это что постоянства в ней не бывает. Я вот, например, не становлюсь моложе. Лучшие дни моего солдатства уже позади. Чем дольше я остаюсь в игре, тем вернее шанс, что какая-нибудь образина из варваров возьмет и прикончит меня. Или вон раны получу с увечьями… А потому, может, и вправду лучше уйти со службы к моей чаровнице. Если только я сам не соблазню ее стать армейской женой. А что? Деньжат я поднакопил, так что на житье в отставке хватит с лихвой, даже если не считать наторгованной за годы военной добычи. Можем с Петронеллой и дельце открыть где-нибудь в спокойном уголке империи. Или к матери моей подадимся; она обосновалась в Лондиниуме…

– Армия без твоего таланта оскудеет. Да и я тоже.

– Брось. Тебя, парень, мне обучать больше нечему. Ты сам из тех, у кого стоит поучиться. Управишься и без меня.

– Не скажи. Без тебя мне все равно что идти в бой с одной привязанной рукой. Если женатая жизнь тебе все же поднадоест, у меня всегда отыщется для тебя место в одном из подразделений. Хотя не думаю, что меня так уж часто будут посылать в походы; я ведь попросил, чтобы нас в преторианскую гвардию вписали на постоянной основе.

– Ловкий ход… Теперь, когда ты заручился доверием императора, до командования гвардией тебе рукой подать. Стоит лишь попросить, если что-нибудь случится с Бурром.

– Знаю. Потому он и пришипился. Но я-то здесь при чем? Буду потихоньку ждать да наслаждаться столичной жизнью. На воспитание Луция времени тоже будет вдоволь.

– Вот это хорошо, – одобрил Макрон. – Мальчонка замечательный: хваткий, смышленый… Только смотри чтением его не испорть.

– Там видно будет, – Катон улыбнулся и указал одному из стоящих вдоль стены рабов на выпитые кубки. Когда тот снова их наполнил, префект поднял свой кубок со словами: – За жен и детей.

– Давай, – охотно присоединился Макрон. – Значит, Юлия прощена?

– Толком сказать не могу. Стараниями Нарцисса и его выродков я так до сих пор и не знаю, было ли что-нибудь, за что прощать или нет. Теперь, видно, уже не узнаю…

В этот момент к ним подошел один из канцелярских слуг и, услужливо нагнувшись, обратился к Катону:

– Господин префект, прошу простить: с тобой желает говорить мой хозяин.

– Паллас? Прямо сейчас?

– Да, господин.

– А что, повременить нельзя?

– Подозреваю, что нет. Он ведь просто так к себе не зовет.

Катон со вздохом поставил кубок. Сбросив ноги с края ложа, он встал и кивнул Макрону:

– Постараюсь побыстрее.

– Не волнуйся. Вина для компании мне здесь предостаточно.