Октав Фере - Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Но, по всегдашнему придворному обычаю, как только замечали короля разговаривающим с кем-нибудь дружеским образом, тотчас же скромно удалялись, без всякого принуждения; этот разговор, происходивший перед картиной Ле-Брён, недавно только что поставленной в гостиной, имел вид простого рассуждения о живописи.

Впрочем, этот государь привык очень мало говорить с мужчинами в собраниях, где находились женщины, он приберегал свою любезность и свой ум для последних.

Г-жа Монтеспан находилась в галерее, где, хотя и выказывала притворную живость и развлечение с окружавшими её придворными, но все-таки не теряла из виду двух действующих лиц этой маленькой комедии.

При виде идущей к ней фрейлины, совершенно красной, но без замешательства, и читая со своим обычным искусством в чертах короля какое-то принуждение и неудачу, плохо скрываемую улыбкой, она всё поняла.

И тогда, подходя к ним, чтоб сократить им половину дороги, она сказала:

– Ну, что же! Согласились ли вы в достоинствах этой картины?

– Это невозможно, – отвечал король; – у нас не одинаковые понятия насчёт живописи; девица Бовё и я понимаем искусство совершенно различным образом.

– Ах! как? неужели, дорогая Урания, вы так мало ещё походите на куртизанку? – сказала Фаворитка голосом, выражавшим легкий упрек, но вместе и признательность к прелестному ребенку, не пожелавшему стать её соперницей.

– О! маркиза, – отвечала фрейлина, – я уверена, что его величество не будет на меня сердиться за такую безделицу.

– Нет, сударыня, – сказал вежливо король, – и я весь к вашим услугам [6] В летописях барона Креспи Лепринса читают; «Девица Урания Бовё, одна из фрейлин королевы и хорошенькая садовница Версальской оранжереи, оказались почти единственными жестокими, которых только встречал Людовик XIV. Вот что говорит об этом королева в своих письмах: «Она осталась непреклонна: тогда-то король обратился к Ла-Фонтанж, её подруге». Едва ли знают имя того человека, которого она предпочла королю». .

Сердце женщины представляет собою бездну противоречий; г-жа Монтеспан чувствовала крайнюю необходимость развлечь короля; с этой-то целью она и выставила девицу Бовё, а вместе с тем она была бесконечно признательна этой последней за то, что она разрушила её план.

Однако надо было обратиться к каким-нибудь другим мерам, очем она немедленно же стала думать, имея все тоже убеждение, что менее опасно натолкнуть короля на подвластное ей лице, чем позволить ему вбить себе в голову какую-нибудь другую страсть, ей неизвестную.

Пока все это затевалось, Анаиса Понс и Клоринда Сурди искусно устраивали тайное свидание своей подруге Марии Фонтанж в покоях принцессы Генриэтты с влюбленным моряком.

С помощью такого любезного содействия, Ален Кётлогон проник во внутрь этого гарема так же легко, как если б он обладал лампою Аладдина.

Храбрый на войне – плохой куртизан. – Золотое сердце и серебряное сердце. – Голос сирены. – Первый ливень.

Ален Кётлогон, о котором могут подробнее узнать, если потрудятся поискать его историю и его доблестные деяния в наших воинских летописях, был молодой флотский офицер, родом бретонец; служба его шла хорошо.

Он недавно только был причислен к морскому корпусу; не будь у него этой бретонской суровости и отвращения к пустым формальностям и к рабскому этикету, он получил бы уже повышение и заслуженные почести. Но, как он и сам признавался, он в этом отношении был настоящим дикарем; его гордый характер возмущался против всяких поклонов; он даже не хотел воспользоваться влиянием своей двоюродной сестры Луизы Кавойской, которая желала только ему услужить.

И в настоящий раз, не желая выставлять свои права в почтительном прошении, он оскорбил раздавателя милостей, г-на Сейнелей, и когда Шарль Севинье просил эту надменную личность отдать справедливость заслугам его друга и не обижаться на его придворную неопытность, то Сейнелей отвечал:

– Кётлогоны слишком горды; чтоб обращаться с какой-либо просьбой к такому вновь пожалованному дворянину, как я; пускай же они сами собою выходят в знать.

Но наш герой очень мало заботился об этих дурных умыслах, его храбрость должна была сама его возвысить, даже против его желаний, а в то время он имел только одну честолюбивую мысль, это снова увидать прекрасную Марию и сохранить обещанную друг другу любовь.

Надо сказать правду, что эта фрейлина принцессы Генриэты была прекрасна как ангел.