Октав Фере - Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Когда придворные фрейлины не соперничали из-за какого-нибудь прекрасного дворянина или пленительного мушкетёра, они устраивали у себя настоящее франкмасонское общество, подававшее им взаимную и преданную помощь в их незначительных сердечных делах.

Любовь и её интриги играли большую роль в их занятиях; вся жизнь их была наполнена этикетом, а хитрость и уловки составляли их специальность.

Двор притом не был монастырём, и царство г-жи Ментенон, не достигшее еще, не смотря на всё своё величие, того, чтоб приобрести много с этой стороны, ещё не наступило.

Главные приятельницы девицы Фонтанж были Анаиса де-Понс и Клоринда де-Сурдис, любимицы гг. Севиньё и Ротелина, гордившихся ими, не смущая тем этих милых девиц, которые сами далеко не скрывали, что имели двух обожателей в лице этих двух кавалеров, породивших много завистниц.

Мария де Фонтанж имела ещё и третью подругу, также фрейлину при королеве, бывшую до тех пор поверенной её самых задушевных тайн, не исключая даже самой важной её связи с Аленом де-Кётлогоном.

Это была Урания де Бовё, одна из самых обожаемых любимиц очаровательного рая, окружающего принцессу, вокруг которого безостановочно жужжала целая стая самых пленительных и обольстительных бабочек.

В этом маленьком шаловливом и хитром мире рассказывалось тихо в то время много всевозможных любовных похождений и самых странных и интересных историй.

Охлаждение короля к г-же Монтеспан проглядывало с каждым днём всё яснее; повторяли даже, что оно занимало не последнюю роль в числе уже подробно рассказанных обстоятельств, к которым его величество выказывал вообще мало участия.

Гордая и надменная фаворитка не выносила даже мысли о кратковременной неверности своего августейшего раба. В этом отношении его сильно сдерживало опасение за происходящие за тем сцены и брани, так что он скрывался довольно редко.

Однако король скучал, это было ясно. Он более не подходил с тою же страстью к своей фаворитке, не потому, чтоб её прелести ему надоели, но потому, что её здоровье имело несносные перепады. Одной из самых почетных черт характера этого государя, мало однако замеченной, было в высшей степени врождённое отцовское чувство.

Он имел от Марии-Терезии шестерых детей: трех девочек и трех мальчиков; он имел двух от мадемуазель де Лавальер; а теперь ещё семерых и от г-жи Монтеспан [5] Г-жа Монтеспан имела уже одного сына от своего мужа до того, как она сделалась фавориткой короля. , мы уже не будем говорить о других, разбросанных им повсюду. Он выказал себя щедрым к этому отродью, даже до скандала, расточая в недрах супружеской неверности этим детям, письма, узаконения и указы об уплате их долгов, настоящих и будущих.

Кажется, что он только и любил своих любовниц в уважение их положения матери семейства, и должно быть г-жа Монтеспан была в отношении к нему очень дерзка, что он не принял даже большего в ней участия, видя её болезнь.

Монтеспан однако утешала себя, что это только кратковременное охлаждение, и, прибегнув к обыкновенным средствам Фавориток во время подобного кризиса, она думала, что Людовик XIV, если она закроет глаза на некоторые из его прихотей, вернется к ней ещё нежнее, как это уже случалось прежде не раз.

Вследствие этого она придумала заставить промелькать перед его глазами молоденьких девочек, имеющих, как она это предполагала, только красоту молодости, но неспособных приковать себе на долгое время внимание такого великого государя.

Она при этом забывала, желая действовать хитростью, что молодость имеет также свою прелесть, и что самый славный государь состоит из тела и костей.

Однако сначала уловка удалась, слишком даже удалась!

Король, прогуливаясь однажды один в своих оранжереях и теплицах, – где Лёнотр с редким искусством рассаживал из драгоценных растений, цветов и кустов, роскошные зимние сады, – король встретил такую хорошенькую девочку, что остановился ослепленным.

Он, Король-Солнце, он пленился с первого же взгляда, – и кем же, как вы думаете? – молоденькой садовницей.

Писатели, рассказывавшие его летописи , не упомянули об этом приключении, – но самое интересное и было в том, что они должны были бы в большом затруднении признаться, что его величество понапрасну вздыхал около неё, так как эта девочка была разумна и нравственна.

Тем хуже для того, кто будет на то претендовать, – но мы, пишущие эту историю в туфлях и халате, совсем не приневоливаемся к ложной стыдливости наших осторожных и скромных собратьев.