Александр Красницкий - Под русским знаменем

Из Байлара перешли к колодцам Кизил-ахир. Далее приходилось пройти пятьдесят три версты до колодцев Байчагир, а идти следовало по совершенно безводному пространству. Нужно было спешить во что бы то ни стало. Среди пустыни стали попадаться следы людей. Кое-где встречались кости павших животных, видны пыли протоптанные тысячеголовыми стадами тропинки, колеи от тяжёлых колёс туземных арб, следы конских копыт. Это были тревожные признаки. Что стоило полудикарям, проходя, засыпать оставляемые колодцы? Хивинцы вполне могли содеять это: так они остановили бы врага, шедшего с оружием на их приют. И вот Скобелев с двенадцатью казаками и десятью киргизами, оставив остальных людей на майора Аварского, на рысях помчался к Байчагиру. С небольшими остановками прошёл он по безводной пустыне, и — о радость! — колодцы, за участь которых так страшился Михаил Дмитриевич, оказались нетронутыми; он пришёл к ним раньше, чем успели побывать около них киргизы и туркмены. Отряд был обеспечен водой, но русских было так мало, что скопищу неприятеля ничего не стоило бы задавить числом горсточку самоотверженных удальцов. Приходилось сразу после утомительного перехода браться за тяжёлую работу. Казаки и киргизы, едва утолив жажду, начали насыпать возле колодца брустверы, за которыми они могли бы отсидеться в случае нападения неприятеля. Скобелев с поразительной неутомимостью руководил всеми работами. Быстро выросли завалы, и когда подошла основная часть колонны, для стрелков уже было готово надёжное укрытие.

Однако Скобелев и тут не оставался долго.

Едва его люди отдохнули, он, оставив десятка два своих стрелков у Байчагира, который благодаря его труду явился превосходным опорным пунктом для всего отряда, поспешил снова выступить в пустыню. Теперь перед русскими всего в одном переходе — непроходимый солончак Барса-Кильмас. Двигаться по нему было невозможно; оставалось только обойти его. Следовало ещё узнать, с какой стороны не сторожит выхода из Усть-Юрта неприятель, и Михаил Дмитриевич решил произвести рекогносцировку. Впереди были колодцы Мендали и Итыбай, от которых шёл удобный путь по берегу высохшего Айбугирского залива прямо на город Куня-Ургенч, где Ломакин предполагал соединиться с отрядом генерала Верёвкина, шедшим, как он знал, от мыса Ургу на Аральском море к городу Кунграду.

До Мендали колонна Скобелева дошла спокойно, но не успела отойти нескольких вёрст к Итыбаю, как впереди показался идущий навстречу караван в тридцать верблюдов.

Это были первые люди, встреченные Мангышлакским отрядом в пустыне...

«Необходимо взять их!» — решил Скобелев и с десятком казаков помчался к каравану.

Там уже увидели русских. Вожаки побросали верблюдов, стали на колени, с мольбой простирая вперёд руки. Конечно, их не тронули. Скобелев приказал толмачам расспросить их и узнал, что позади у колодцев Итыбай стоит большой караван известного в степях киргиза Нафара Караджигитова. Этого известия оказалось достаточно, чтобы Михаил Дмитриевич теперь уже всего с семью кадками и двумя офицерами вихрем помчался к Итыбаю. Там действительно оказался тот большой караван. При верблюдах, нёсших по степным кочевьям разные товары, было свыше ста пеших и всадников. Они встретили Скобелева выстрелами, а один из конных, нахлёстывая коня, помчался назад, в пески. Скобелев, бросив караван, ударился за ним в погоню и невдалеке за Итыбаем наткнулся на второй караван. Киргизы не оказали сопротивления и повиновались русским, согнавшим их всех к колодцам. Но там оба каравана соединились, и начальники сообразили, что у них около двух сотен людей, а русских — всего десяток. Появились скрытые дотоле ружья, по русским затрещали выстрелы, положение становилось угрожающим. Более двух сотен людей, сильных, понимавших своё численное преимущество, — против десятка русских... Они без труда смяли бы их, двинувшись всей массой и окружив этих смельчаков со всех сторон. Отойти было тоже невозможно. По всем кочевьям разнеслась бы тогда весть, что «белые рубахи» бежали... Так или иначе, а нужно было действовать. Надеялись только на то, что успеет подойти майор Аварский с пехотой и остальными казаками. Но и медлить было нельзя. Одного казака уже ранила киргизская пуля, под другим убили лошадь. Киргизы стреляли с каждым мгновением всё чаще. Они, громко крича, уже начали наступать.

— Ребята! В шашки их! — крикнул Скобелев и первым ринулся на толпу.

Вместе с ним врубился штабс-капитан Кедрин. Не обращая внимания на пики, врезались в живую массу остальные. Несколько минут на солнце сверкала сталь окровавленных шашек, слышались гиканье казаков и хриплые крики киргизов. Но превосходство оставалось на стороне неприятеля. Поражённый пикой в бок, лежал на земле Кедрин; пулями были ранены один казак и один дагестанец. Скобелев дрался весь покрытый кровью. Он тоже был ранен, но даже и не замечал своих ран. Под ним рухнула лошадь, но и пеший он продолжал рубить шашкой. Верх в схватке, очевидно, оставался за киргизами. Были контужены ещё два офицера и остальные четыре казака. Гибель казалась неизбежной, радостные крики киргизов уже заглушали шум боя. Но вдруг совсем близко грянуло русское «ура!». Это майор Аварский, узнав, что происходит у Итыбая, с ротой апшеронцев и взводом самурцев, с четырёх вёрст расстояния кинулся бегом на помощь погибавшим товарищам. Появление подмоги разом изменило всё. Киргизы, услыхав боевой клич русских, на лучших своих верблюдах пустились в солончак. Слабым голосом Скобелев, едва державшийся на ногах, приказал раздать казакам игольчатые ружья пехотинцев и преследовать убегавших. Аварский сам повёл погоню. Киргизская партия была рассеяна, но преследование её в солончак не представлялось возможным, и погоня скоро возвратилась к месту стычки.