Виктор Квашин - Последняя крепость империи

— Кровь высохнет хорошенько, очистишь песком, — сказал обозник, подавая кожаный нагрудник. — Зато кожа крепкая.

Конечно, всё это ещё вчера сняли с убитых, но в такой одежде Сиантоли чувствовал себя гораздо привычнее, даже уютнее, чем в халате ханьского оборванца.

Напоследок Сиантоли сунул под мышку свёрнутый в рулон войлок для сна.

Затем они перешли в другую часть двора, где Сиантоли выдали пропитанное бараньим жиром седло, стремена и сбрую, а также комплект монгольского солдата: иголку с нитками, шило, моток верёвки, точило для заточки наконечников стрел, котелок и мешок для хранения всего этого добра и провизии.

А в соседней кибитке он получил саадак с луком и тремя десятками стрел, половина из которых были с лёгкими наконечниками, другая половина — с бронебойными, короткое копьё, кистень, боевой нож, лёгкий топор и волосяной аркан 16 16 В монгольской армии оружие являлось собственностью государства, оно хранилось в особых складах и выдавалось воинам при выступлении в поход или пополнению, как в описанном случае. .

— Ну вот, ты становишься похожим на монгола, если бы ещё рожу другую… — рассмеялся командир.

— К чему мне оружие? — спросил Сиантоли.

— Теперь ты воин Великого хана всех монголов.

— Я служу своему императору. Не в моих правилах предавать.

— Ты ведь сказал, что хочешь жить. Служба хану — единственная для тебя возможность. И успокой коня у себя в башке, переход на службу в дружественную армию — это не предательство. Ведь наши ханы не воюют, а народы дружат, по крайней мере, так утверждают официальные протоколы.

«Чжурчжэни вообще считают вашего хана подданным нашего императора 17 17 Чингисхан действительно в то время считался данником и подчинённым чжурчжэньского императора. Ещё в 1196 году Тэмуджин помог чжурчжэньскому войску разгромить татар, за что ему был пожалован чин «чаутхури» — «пограничный военачальник», что соответствовало чину сотника. , — подумал Сиантоли. — Но спорить сейчас не стоит. Надо повременить, пусть духи сами всё устроят. Позже всё равно убегу».

— Не забывай, я за тебя поручился, ты знаешь, что это значит, — сказал «спаситель». — Меня Жаргал зовут — «Счастливый», это моё имя с того дня, как мы с тобой встретились. Монголы добро помнят!

Сиантоли знал, что означает в монгольской армии сказать слово за человека — значит поручиться собственной головой. Этот Жаргал действительно оплатил ему большой ценой. Сиантоли склонил голову в знак окончания спора, принялся осматривать оружие.

— Вот и хорошо, — сказал Жаргал. — Учитывая твой опыт, назначаю тебя десятником 18 18 Монгольская армия подразделялась на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч (тумены) воинов. . Будешь командовать Седьмым десятком. В нём семеро и осталось, все твои земляки. Их командиру вчера руку отсекли. Хорошо, жив остался…

Сиантоли понимающе кивнул. Он был наслышан о порядках в монгольских войсках: если в бою погибал десятник, всем десяти подчинённым отрубали головы, если погибал сотник, перед строем убивали всех десятников. Трусость, покидание поля боя без приказа наказывались так же. Ничего нового для Сиантоли в этих порядках не было, ведь монголы «украли» такую систему наказаний у армии великой Цзинь.

А ещё Сиантоли подумал, что «семь» счастливое число, и начинать новую жизнь с двух семёрок, это хорошо.

Солнце уже вовсю палило в темя, когда Жаргал подвёл Сиантоли к группе людей, в которых тот издали признал земляков. Сотник крикнул кому-то из обоза, принесли ковш вина.

— Он ваш командир. Слушать как отца! — с этими словами Жаргал подал Сиантоли ковш, хлопнул по плечу и улыбнулся. — Монголы добро помнят!

Сиантоли проглотил вонючее пойло, после чего раскатал войлок в тени стены и провалился в глубокий сон.

Сиантоли проснулся, когда небо уже покрылось звёздами. Голова не болела, но тошнило. В нескольких местах двора горели костры, сидели и лежали вокруг них усталые люди. Пахло едой.

— Вставай, командир. Без тебя есть не начинаем.

Сиантоли поднялся.

Над угольями костра на трёхногом тагане стоял круглодонный котёл, из него шёл непередаваемый аромат варёной баранины! Сиантоли на правах старшего зачерпнул ковш густого жирного горячего бульона, с жадностью выпил. Выловил первый попавшийся кусок мяса, впился в него зубами. Сама жизнь вошла с этим мясом в его желудок, кровь понесла её по жилам во все части тела, и Сиантоли почувствовал всем своим существом — он жив!