Анастасия Попова - В огнях майдана

Молодой парень все время сидел напротив пристально рассматривая меня, словно изучая как диковинную новенькую книжку, неизвестно от куда принесённую взрослыми. В его чёрных глазах бушевали бури, которые были отчуждённо далеки от тех, что происходили в этой квартире. Но любопытство овладевало и для чего-то он тут сидел.

Я потихоньку приходила в себя, отходя от шокирующей реальности. Наташа нежно держала меня за руку, не упуская из виду каждое движение. Ребята, сидевшие поодаль с недетским любопытством то и дело поглядывали на меня, катая маленькие машинки вдоль досок деревянных половиц. Будто я была неподвижной калекой, и вдруг встала, вышла из затяжной комы, или очнулась от летаргии на собственных похоронах. От всего этого мне было безумно неловко. А еще страшнее от того, что сегодня у него заканчивался отпуск.

Густые светлые ресницы вздрогнули. Слух уловил посторонний шорох. Глаза открылись. Перед лицом мгновенно прояснился всё тот же образ невысокого сероглазого паря, удивлённо сверлящего его лицо огромными серыми кругляшками. Но что-то было уже не так, из-под шапки парня гордо белели бинты.

— Пацан, ты такое пропустил. Я уж думал ты откинулся. Ты хоть в курсе что произошло.

Коля понимал, что проспал слишком долго, в её поисках ушёл слишком далеко в себя, желая найти следы не физические а духовные. Он был с ней, был так близко, что казалось, до неё можно было дотянуться рукой. Но он не мог протянуть её ей, не мог коснуться любимого лица, он был слишком далеко и слишком близко, сидел у кровати в маленькой комнате охраняя её сон не замечая как день сменяла ночь рассвет плавно перетекал в закат свет лампы включался и гас, а он был с ней, видел всё её глазами, не считая дни, не ведя счёта времени. Он был нужен ей, а она словно воздух была нужна ему. Ведь в том, что с ней происходило, была и его вина. Но теперь он знал, с ней всё в порядке, она жива и в безопасности. Он это чувствовал и теперь был спокоен понимая и то, что теперь она знает, где искать его, она придёт, она должна прийти. Ведь она ещё любит, и сегодня поклялась, ему в том, что будет любить вечно, не смотря ни на что. Пусть это не было сказано ему на ухо, но об этом кричала её душа.

— Странный ты все же парень, — продолжал мальчик в желто синем плаще снимая шапку, который перекликаясь с белизной бинта ещё больше подчёркивал идеалы мнимого патриотизма, которыми он так кичился пытаясь выставить на всеобщий показ. Он был совсем ещё ребёнок. Лет шестнадцати, может семнадцати, трудно было сказать точно. Его выдавал юношеский максимализм присущий только подросткам. Наивность, с которой он толковал свои политические идеалы пугало инфантилизмом.

— Какое сегодня число?

— Тридцатое, и сегодня, да, сегодня — его глаза запылали — мы сделаем это!

— Ты о чём? — Потягиваясь в неудобном кресле, которое в этом невольном заточении служило ему кроватью уже несколько дней, Коля невольно зевнул.

— Эх, дуралей! Достала брехня, в газетах — брехня, в новостях — брехня. Все брешут и брешут, воруют и обдирают нас как липку. Вчера главный брехун, брехал брехал, да нишо не подписал. Передумал он, видите ли. А о нас не подумал, у нас не спросил, наше будущее для него не важно. Упустил шанс, наш шанс: на культуру, пенсии нашим матерям, зарплаты нам, пособия нашим детям.

— Ух, ух, ух, ты разогнался. Притормози немного. Я тебя не совсем понимаю. — И действительно парня было сложно понять, как заворожённый озлобленно он твердил о лучшем будущем, которое отобрали у него, народа и страны.

— Уже двадцать четвёртого нас было больше десяти тысяч, и с каждым днём нас всё больше, вышли все, равнодушных нет, весь город принадлежит нам. Мы будущее нашей страны. Нет ни одного института, ни одного колледжа или каблухи ни одной группы и ни одного человека которого бы не заботила судьба Украины. И даже преподаватели за нас, они с нами, стоят за нас, оберегая от этих гадов. — Рука парня судорожно взмыла к голове. — Смотри, смотри, что они творят. Они метелят нас резиновыми дубинами, поливают ледяной водой из шлангов, но мы не сдаемся, мы новая, сильная Украина. За нами будущее. — Его рука вытянувшись словно струна взмыла перед собой в давно забытом нацистом жесте. Колю бросил в дрожь последний выплеск патриотизма этого парня, окатив спину и лоб холодным липким потом. — Двадцать четвёртого мы мочили их камнями, брызгали в поганые морды газовыми болонами, из нам тогда много привезли. Если б они отдали министров, но они ж нет. До последнего на своём стояли. И потом ещё мы их гробили. А вчера они совсем распоясались. Братки подтянулись ещё раньше этих, как знали, нам сразу сказали, что будут бить и бить жёстко.