Анастасия Попова - В огнях майдана

Мимо нас проходила очередная волна, подпитываемая ручейками с проулков и соседних улиц. Из потока, бушующего беспорядочными криками, возгласами, песнями, тараном сметающего всех и всё на своём пути бесшумно вырвался старик, к общему ужасу направился под тень разбитого фонаря укрывшую нас.

— Русская? — Спросил он без акцента, приблизившись. Я лишь кивнула в ответ, перегородив дорогу к несчастной и её детям. — Я помогу вам. — Обойдя меня, он протянул к женщине трясущиеся от старости руки силясь поднять её.

— Тут дети — робко шепнула я ему на ухо, махнув рукой в сторону одиноко стоящего потухшего фонаря, под сумрак которого сама укрыла их, едва заметив силуэт направляющийся в нашу сторону.

Я боялась, что нас кто-то может услышать или увидеть, но толпе рекой растекающейся по улице не было до нас дела. Она лишь монотонно зондировала доносящиеся со всех сторон возгласы: «Слава Украине!», «Украина це Европа!», «Вставай Украина, шоб защитить свою волю, свои права, своих детей!», «Нас так просто не здолати!», «Не бывати на Украине Маскольской власти!». Маргенальное течение стало мейнстримом, неонацизм спящий со времён второй мировой войны забушевал с новой силой, вырвавшись на улицы. Но тогда на первых «Мирных» демонстрациях ещё не было понятно, что это и есть начало конца, свободы, праву, миру.

— Отнесём её туда — старик махнул рукой под тень фонаря, которая скрывала детей — а как сможет идти, проводим домой. За ленту избили?

— Какую ленту? — Его вопрос окончательно сбил меня с толку. — Не знаю, всё слишком быстро произошло.

— Она там осталась — старик махнул головой в сторону покинутого нами поля боя, если его можно было так назвать, я выглянула из-за спасительного угла, не замеченная мной горстка пепла оставленная на растерзание толпы, сразу бросилась в глаза. Но толпа не растоптала её, не унесла за собой на своих ногах, потоком сметая всё на своём пути, она не тронула её, словно эту едва заметную горстку, из которой героически выглядывал бессмертный символ победы, защищала какая — то незримая сила. В глазах потемнело, ноги подкосились, только тогда я всё поняла. Забыв про страх я скрылась тьме, в которой было гораздо безопаснее чем в свете предательских фонарей.

— За что они так… — я всё понимала, но не могла признаться самой себе. С самого детства каждый год мама прикрепляла мне на грудь такую же ленту, а я словно орден за хорошее поведение с гордостью носила её весь май, осознавая, что эту честь нужно ещё заслужить. Смотря на эту горстку пепла, там за углом, я вспоминала как в детстве весь год усердно училась, старалась угодить, слушалась во всём без пререканий воюя сама с собой, шальным и далеко не идеальным ребёнком. Лишь для того чтобы на параде, в очередном городе в который занесёт нас судьба и отцовский военный долг блеснуть лентой и с неудержимым детским любопытством поглазеть на тех, кто прошел военные тяготы и выжил. Подслушать их разговоры и воспоминания, подарить цветы и просто постоять рядом прикоснувшись к великому совершённому из увядающими словно цветы поздней осенью морщинистыми руками. Но произнести это я не решилась, наши взгляды встретились и только тогда я поняла, в душе он согласен со мной. В таких вещах слова не нужны. Не важно о чём ты думаешь, каких принципов придерживаешься, всё это лишь слова вылетевшие в пространство, в таких ситуациях важны лишь твои дела, действия, поступки, а если они не соответствуют твоим мыслям, тогда грош им цена.

— Это нацуги, Бандеровские приспешники, таких сейчас развелось как собак, да вот пострелять некому. Сами не знают что творят — со злостью буркнул старик, достав из кармана потёртого пиджака идеально белый носовой платок, стал с отцовской нежностью обтирать лицо женщине.

— У вас тут давно беспорядки? — Я не верила своим ушам, мой дед погиб в боях за Киев, бедный мой дедушка, неужели он и его боевые друзья с которыми он сражался плечом к плечу освобождая дом за домом, улицу за улицей, каждый день отправляя похоронки близким, бились за каждый сантиметр этих улиц проливая кровь, и для чего… Для того что бы по этим самым улицам вновь маршировали нацисты, только уже Украинские? Как и в сороковых творя грязные бесчинства, поражающие своей жестокостью. — Неужели нашлись люди, которые забыв все ужасы: тысячи жертв, выжженные дотла деревни, виселицы вдоль дорог, страх поколений перед именем Бандеры олицетворяющим террор и смерть, о чём они думают?