Маланья, глупо ухмыляясь, хотела было оправиться, отогнуть подол, поправить платок на голове, но Капитон Иваныч запретил.
— Как есть чучело, кикиморой, так и иди!.. — И тотчас же Капитон Иваныч, весело усмехаясь, повел за собой глупо ухмылявшуюся Маланью. Но вдруг женщина на половине дороги ухватила его за руку и вскрикнула:
— Батюшка, Капитон Иваныч! А ну как он все-таки купит?
— Ври! Купит! Нешто ему тебя нужно? На кой прах ему тебя!.. В газетах проставлено «видная из себя», стало, пригожая, а у тебя и подобия нет!.. Иди, иди!..
Маланья, однако, с последним мнением барина о своей физиономии, очевидно, не согласилась.
— Эх, Капитон Иваныч. А ну, в самом деле купит… — бормотала она боязливо и готова была уже взвыть. Вследствие этого женщина появилась в горницу за спиной Капитона Иваныча, несколько печальная и оробевшая.
— Вот-с, — отрекомендовал совершенно серьезно Капитон Иваныч. — Молодец баба… на все что угодно. Прелюбопытная-с. И девица!
Чего ожидал Воробушкин, то и вышло. Алтынов вытаращил глаза и спросил:
— Разве это?
— Что-с? — схитрил Воробушкин, будто не понимая.
— Эта разве в продаже?
— Эта самая.
— Ты Ульяна? — обратился Алтынов к бабе.
— Я-с… — нерешительно ответила Маланья, но, увидя гневное лицо барина, пробормотала: — Я самая Ульяна… девица… как они вам сказывают…
Алтынов осмотрел с головы до пят толсторожую прачку, которой было уже лет за тридцать, невольно почесал за ухом, потом прочел снова объявление в газете и поднял глаза на Воробушкина.
— Что-с? Неподходящая? Не нравится? — спросил Капитон Иваныч.
— Куда ж мне эдакую? Вахрамею… Сами посудите…
— Отчего же-с… она, право, доложу вам по совести, стоит десяти…
— Неправильность мне тут кажется, — досадливо щелкнул Алтынов пальцем по листу газеты. — Тут, извольте видеть, сказано, двадцати лет. Положим, всегда малость лет убавляют в публикациях, но все-таки не до этого… Опять печатается при сем, что эта девица, и опять-таки, что видная из себя. И цена, как я слышал, — дорогая. Ну-с, а этот товар, что вы изволите продавать, идет в рублях семи, ну пятнадцать, что ли, много дешевле иного коня. Вы меня извините, а я за Ульяну вам и пяти рублей не дам. Вы извольте взглянуть только ей в рыло… Черта ли я буду с ней делать!
— Стало быть, не хотите покупать? — отозвался серьезно Капитон Иваныч.
— Нет-с, — уже сердито сказал Алтынов. — Вы меня извините за беспокойство, только я все-таки должен прибавить, — заговорил он, глядя снова на Маланью, — что мне чуется неправильность либо какое недоразумение. Мне Климовна сказывала…
— А, Климовна, знаю! — воскликнул Капитон Иваныч, — да она, сударь, пустобрех… Она и про меня расскажет, что я красавец писаный и что мне шестнадцатый год пошел. Вы, видно, Климовну не знаете, распопадью.
Алтынов пожал плечами, как-то медленно, нерешительно уложил газетный лист снова в карман и, извиняясь за беспокойство, мрачный, вышел из горницы.
Капитон Иваныч, весело ухмыляясь ему в спину, проводил его за вороты и уж готов был весело посмеяться после ухода прапорщика, когда вдруг у самых ворот появились Уля и Ивашка. Не успел еще Алтынов отойти от ворот, как они весело заговорили с Воробушкиным.
Алтынов вернулся снова, косо взглядывая на Улю. Не дожидаясь вопроса, он обратился к Уле и сказал, двусмысленно улыбаясь:
— Честь имею кланяться. Извините, не знаю, как имя и отчество.
Капитон Иваныч захрипел, закашлялся, тараща глаза на Улю, но ничего не помогло; она, озираясь и оробев, тотчас отвечала:
— Ульяна Борисовна…
Алтынов насмешливо обернулся к Воробушкину:
— Сама пташка голос подает… только подманить умей! Нашего брата, государь мой, военного человека, провести мудрено. Позвольте уже мне до другого раза отложить. Будет как-нибудь ваша супруга дома, я с ней и побеседую.
Капитон Иваныч вдруг переменился в лице; голос его задрожал, но он отчетливо выговорил:
— Я в своем дому барин и коли не захочу что продавать, то со мной сам фельдмаршал Салтыков ничего не поделает, — граф Петр Семенович, коего я имею честь лично знать…
Уля и Ивашка сразу все поняли: что за человек и зачем приходил Алтынов.
— А захочу я кого продавать, — продолжал уже вне себя Капитон Иваныч, — так и прежде всех Авдотью Ивановну продам или променяю на какую-нибудь цепную собаку и в придачу дам еще сто рублей-карбованцев, чтоб нашел такой дурень, чтоб ее купить…
Алтынов, увидя в маленьком человечке-барине сразу совсем другую личность, равно способную как улыбаться мягко, так и отпор давать, сразу предпочел убраться и, не говоря ни слова, поклонился и ушел.
Читать дальше