Евгений Салиас-де-Турнемир - Фрейлина императрицы

— У меня была только одна покровительница — государыня. А теперь я совсем одна.

— Ну, это ты, голубушка, не так сказываешь и не так думаешь. Есть у тебя покровитель, пожалуй, сильнейший, чем была царица. Она была все-таки женщина с прихотями и с причудами… Знаешь ли ты, за что я тебя люблю?

— Нет, — солгала Софья, потому что отлично понимала, чем услужила Меншикову.

Князь поглядел на нее и угадал ее мысль.

— Ты думаешь, глупая, что я за то тебя люблю, что ты отняла у дочери графа Сапегу и помогла мне у царицы выпросить другого жениха, получше… Нет, моя милая, не оттого. Ты, правда, помогла мне, и немало, но все-таки я бы и без тебя добился того же… Я тебя люблю за то, что ты единственный человек на весь Петербург, кроме жены моей да дочери, единственный чужой мне человек на всю столицу, который не желает мне всякого зла и погибели. Все, кого я знаю, меня ненавидят. Я это вижу по глазам их… Ты одна вот сейчас встретила меня с таким лицом, что я вот дам тебе в руки нож, засну тут и буду спать спокойно, зная, что ты меня не зарежешь. Такового же я ни с кем во всей столице да, поди, даже во всей империи учинить не могу, смелости не хватит… И вот за это я тебя и полюбил… Ну, давай теперь говорить о деле. Ты все-таки невестой Петра Сапеги почитаешься?

— Да. Но, кажется, они оба, и отец и сын, на попятный двор собираются! — улыбнулась Софья.

— Верно! Графы мои боятся, что государь тебе не даст того приданого, что царица дать хотела. Когда вы виделись?

— Да после кончины государыни только всего один раз, да и то мельком, с великим спехом.

— Виду не подаешь ему, что мы с тобою лиходействуем и обманываем его?

— Нет.

— Ну, то-то же. Так и продолжай. Пускай он сам отказывается…

— Фельдмаршал хотел просить сам государя разъяснить дело о приданом за мною.

— Пускай просит! Нам какое дело, — усмехнулся князь. — Послезавтра я пошлю ему сказать, что твое приданое под сомнением. Ты должна ведь получить несколько вотчин, из коих есть конфискованные у сосланных. Следовательно, надо еще многое упорядочить, перевести законно все на твое имя. Вот дела и затянутся на все лето. А пока мы пошлем человека два-три достать, добыть и привезти сюда твоего возлюбленного. Здесь мы переменим ему кличку. А та очень уж мудрена, да и, кажись, помнится, смешная какая-то. Мы выдумаем ему другое прозвище, в графы, конечно, не произведем, но в полк его напишем и сделаем офицером и дворянином. Довольна ли ты будешь?

Софья в порыве восторга бросилась к князю, схватила его руку и поцеловала.

— Ну, так вот все, что я хотел тебе сказать. Веди себя с Сапегами, и с сыном, и со стариком, осторожно, показывай вид, что ничего против брака сего не имеешь, что оттягивается он не по твоей воле… Пойми, Софья Карлусовна, что это нужно для тебя самой, да к тому же нужно и для меня. У графа Сапеги-старика есть за пазухой такой камешек, который он может достать и швырнуть в меня. А я боюсь этого камешка. Поняла ты?

— Нет, — отозвалась Софья.

— Граф Сапега знает одно такое дело, которое он пока держит про себя. Если он огласит сие, то мне великий причинит ущерб… Хоть силен я, а это вредительство Сапеги мне страшно. Пока он будет молчать, ожидая, что я, твой сват, выхлопочу у государя для тебя, будущей его невестки, большущее приданое… А знай он, что мы с тобой лицедействуем, скоморошествуем и их надуваем, — беда! Как раз слазает он за пазуху и пустит сим булыжником в меня… Так вот будь же с ними обоими осторожна. Со стариком ласкова, а с молодым, делать нечего, прикидывайся его любовью.

Меншиков встал, и только тут Софья вспомнила о том, что надлежало узнать у властного князя. На вопрос ее, опасаться ли всем им, родичам царицы, «дурного с ними поступления», Меншиков рассмеялся:

— Ничего вам не будет… За что? Вы сидели и сидите смирно. Отец твой и дядя не мешались ни во что, ни в какие переплеты не попадали, друзей не приобрели себе, да и зато врагов не нажили. Вас никто не тронет. Может быть, все вы получите меньше вотчин и иждивения, чем предполагала покойная царица, правда!.. Но худого вам ничего учинено не будет. А разве они все опасаются?

— Да, — отвечала Софья. — Они боятся, что всех возьмут и водворят на старые места в крепость к прежним помещикам: Лауренцкому, Вульфеншильду и Ростовской. А то, говорят, засадят всех в острог или сошлют в Соловки.

— Пустое! Пойдем, я им скажу сейчас, чтобы они не тревожились.

Князь вышел из горницы в сопровождении Софьи. Вся семья была в сборе в большой столовой и снова с поклонами встретила князя, менее робея и трепеща, чем прежде, так как долгая беседа его с Софьей предсказывала нечто хорошее. Но ласковое лицо Меншикова снова сделалось серьезнее и холоднее.