Евгений Салиас-де-Турнемир - Миллион

Говоривший был граф Велемирский.

Княжна стояла не двигаясь и глядела на графа и на свою свиту, ожидая чего-то…

— По какому праву! Что вы, господин офицер… — робко воскликнул Шмитгоф. — Это незаконно… Мы чужеземцы…

— Молчать! — уже крикнул Велемирский на артиста и тотчас обернулся снова к невесте. — Извольте садиться в карету, или я велю людям спешиться и арестую всех.

— Я не дам!.. — крикнул Шмитгоф. — Здесь господин Зубов… Здесь, в церкви…

Граф, видя, что княжна стоит не двигаясь, обнажил саблю. Персияне сразу загалдели, но на их лицах было только изумление и тревога.

— Княжна, пожалуйте!

Он отстранил Шмитгофа, подал руку Эмете, и, при всеобщем молчании и изумлении плотной толпы, княжна так же легко и грациозно вспорхнула обратно в карету, как выпорхнула из нее за минуту назад.

Граф захлопнул дверцу.

— Вы на место! — приказал он лакеям, и трое ливрейных живо бросились на запятки.

Карета тронулась, а за ней вплотную поскакала конвоем команда графа. Только один Брусков остался у панели, держа под уздцы лошадь графа.

— Что это? Это насилие! — крикнул Шмитгоф своему бывшему другу Брускову, которого вдруг увидел. — Скажите, что это такое?

Брусков сидел на лошади, как истукан, и не ответил ни слова.

Персияне между тем снова галдели. Гассан горячился.

Граф Велемирский, обратись к ним, толково и медленно разъяснил, что им следует покориться распоряжению начальства, которое знает, что делает.

— Поэтому, господа, садитесь спокойно в свои экипажи и отправляйтесь обратно домой! — закончил он речь. — А что значит арест княжны — вы узнаете после. Понятно?

Дербент плюнул и пошел садиться в свою коляску.

Граф, усмехаясь, собирался сесть на лошадь, когда незнакомый офицер приблизился к нему и вымолвил:

— Господин Зубов, флигель-адъютант ее величества, приказал вас, господин офицер, просить войти в церковь для дачи объяснений всего происшедшего.

— А разве Платон Александрович в церкви? — спросил Велемирский, весело усмехаясь.

И на утвердительный ответ он быстро двинулся на паперть.

Зубов встретил офицера почти в дверях, за ним стояли: бледный как полотно Шмитгоф и не менее встревоженный пастор.

— Что все это означает? — гневно спросил Зубов.

Граф объяснился.

— Но какое основание может иметь князь арестовать персидскую княжну в минуту ее венчания? Это смахивает на простое похищение женщины!

— Не могу и не должен знать-с. Бумаги и дела княжны у князя. Я исполняю только приказание светлейшего, — отвечал Велемирский почтительно.

Зубов вышел на улицу.

Шмитгоф как потерянный, почти, казалось, без сознания всего окружающего, последовал за ним… И чуть-чуть, по рассеянности и убитости, не сел артист в коляску Зубова.

Персияне уже уехали, и он был один.

Народ глядел на уезжавших по очереди в глубоком молчании. Власти разыгрались — держи язык за зубами. А то не ровен час сболтнется — и живо причастным к делу окажешься.

Но когда Зубов отъехал, а граф Велемирский и Брусков тоже ускакали, толпа шелохнулась и, расходясь во все стороны, загудела, весело перемешивая речь смехом и прибаутками.

Два имени — Потемкин и Зубов были у всех на языке.

И народ сразу рассудил дело иначе, чем сами участники происшествия. Офицеры, бравшие княжну как бы под арест, верили, что увозят женщину. А народ решил по-своему.

— Нешто станет он для такого дела силком девку во дворец волочить — чего ему в персидке этой! Невидаль какая!

— А энтот, вишь, ее с немцем венчать хотел. А князю тот немец самый нагадил… Князь его и поучит…

— Вестимо. А то — для себя, вишь, будет!

— Ну вот из-под носу невесту теперь взял да за другого, гляди, и просватает.

— А что, ребята… Я что видел! — говорил глуповатый молодой парень.

— Что?

— Персидка-то эта самая? Как ее сгребли да повезли… Чудно!..

— Да ну, что?

— Сидит да смеется. Ей-Богу! Ей бы плакать, а она смеется…

— Чего ж ей плакать-то?..

— Я ж почем знаю…

Экипаж княжны Изфагановой, в сопровождении конвоя из офицеров и солдат, немало дивил всех встречных…

Прохожие ожидали увидеть в карете мощную фигуру князя, а вместо него оттуда выглядывала миниатюрная женская фигурка, хорошенькая, богато одетая и весело улыбающаяся.

Наконец карета въехала во двор Таврического дворца… Княжна при помощи лакеев выпрыгнула на подъезд и быстро вошла в швейцарскую.

— Доложить прикажете? — несколько недоумевая, спросил швейцар-невшателец, узнавший княжну, но дивившийся конвою ее…