По другую сторону плавучего заграждения поднимались мачты кораблей. Справа от бухты вырастали стены другого города, который по своим размерам был гораздо меньше Константинополя, но тем не менее представлял собой весьма шумное место.
— Галата [19] Г а л а т а — название района Константинополя, а теперь и Стамбула.
, — пояснил капитан, — генуэзская колония на Востоке. Сюда-то нам и надо.
Люди с галатийской стороны бухты навалились на спицы гигантского колеса кабестана [20] К а б е с т а н — лебёдка с барабаном на вертикальном валу для выбирания судовых якорей или швартовки.
, к которому была прикреплена мощная цепь, и тяжёлое плавучее заграждение было поднято. Карак, приспустив паруса, вошёл в бухту и его тут же окружили лодки. Они стремились пристроиться за судном, чтобы быть доставленными к берегу — большой корабль оттягивался лебёдкой вдоль причальной стены. Хоквуды отправились в каюту собрать свой скудный багаж. Они были единственными пассажирами, забравшимися так далеко, и последние две недели, с тех пор как покинули Пирей, в основном были предоставлены самим себе.
Хоквуды оказались в центре внимания, как только ступили нетвёрдыми после стольких недель пребывания на море ногами на берег. Было уже поздно, но толпа народа собралась поглазеть на их рыжие волосы. Люди открыто восхищались их великолепным телосложением.
— Это викинги, — бросил кто-то по-итальянски.
«О, да, — подумал Энтони Хоквуд, — мы викинги, пришедшие спасти вас от сил зла».
Он почувствовал, как кровь забурлила в его жилах. Если Галата показалась ему обычным портом с пакгаузами, бесцеремонными мужчинами и стреляющими по сторонам глазами женщинами, то город, находящийся по другую сторону бухты, он полюбил с первого взгляда.
На эту ночь Хоквуды сняли номер в той же гостинице, где поселился капитан, и, забравшись впятером в одну постель, были удивлены холодным ночным воздухом. Они с трудом проглотили непривычную пищу из тушёного мяса и овощей, приправленную незнакомыми специями. Вместо эля и мягких итальянских вин, которые Хоквуды пили во время морского путешествия, им было подано византийское вино, весьма резкое и неприятное на вкус.
— Не найдётся ли здесь более здоровой пищи и более приятных напитков? — жалобно спросила Мэри.
— Ты будешь готовить всё, что пожелаешь, когда у нас будет свой дом, — пообещал ей Джон.
— И когда это случится? — поинтересовалась она.
— Завтра я буду принят наследником Константином.
— Можно мы пойдём с тобой, отец? — нетерпеливо спросил Энтони.
Джон Хоквуд задумался.
— Лучше я пойду один, — сказал он и улыбнулся, видя, что Энтони расстроен. — Завтра ты можешь исследовать Галату, но будь осторожен.
Генуэзский капитан предупреждал Хоквуда о той враждебности, которая может ожидать католика со стороны византийцев, а потому не торопился подвергать свою семью возможным оскорблениям в городе. Когда следующим утром он переправлялся через бухту, у него появилось дурное предчувствие.
Огромная бухта казалась непривычно пустой. Хоквуд видел лишь рыболовные лодки да около двадцати галер, причаливших дальше по изогнутому берегу. Город вблизи вызывал даже ещё больший трепет. Поднимаясь по каменным ступеням от причала к воротам, он взглянул вверх на мощные стены; они оказались выше и толще, чем он думал. Своим намётанным глазом воина он сразу же разглядел, что оборонительные сооружения нуждались в ремонте, во многих местах каменная кладка начинала рушиться. Заметил он также и то, что там была всего лишь горстка людей, но можно не сомневаться, что бойницы будут пополнены, как только турецкая армия появится в поле зрения.
Оказавшись в огороженной стенами части города, Хоквуд огляделся и обнаружил, что кругом царят шум и суматоха. Было очень жарко, несмотря на конец октября. Он увидел узкие, мощённые булыжником улицы, кишащие людьми и домашними животными с их запахами и какофонией, а также прижимающиеся друг к другу дома, столь различающиеся между собой — от жалких лачуг до дворцов с галереями. Джон Хоквуд втягивал в себя запахи духов и одежды. Он бывал в Лондоне не один раз и считал, что все большие города одинаковы. Но здесь вместо боязни замкнутого пространства возникало странное ощущение свободы, которому способствовали мягкий солнечный свет, тёплый бриз и лёгкая одежда. Мундир казался ему лишним.
Люди, заполнившие улицы, принадлежали к различным расам и придерживались разных вероучений. Здесь можно было встретить кого угодно — от светловолосого македонца до чернокожего африканца, однако Хоквуд, казалось, был единственным рыжеволосым. Люди говорили на разных языках, и Хоквуд испытал облегчение, услышав случайно оброненное итальянское слово: звуков английской речи слышно не было.
Читать дальше