Владимир Чистополов - Йошкар-Ола – не Ницца, зима здесь дольше длится

А уголовные дела начинались рядом. Соседа моего Шурика посадили (лет, кажется, на пять) за то, что был в компании, которая сняла с кого-то меховую шапку. А соседа Толика посадили за то, что согласился постоять ночью на "шухере", когда ребята постарше грабили сберкассу. Кстати, денег в сберкассе не оказалось, но сроки получили все желающие разбогатеть.

А отец моего приятеля Кости, приревновав, убил свою жену. Семнадцать ножевых ударов… потом себе этим же ножом перерезал голо. Но его вылечили и посадили очень надолго, где он и сгинул. Мы толпой ходили смотреть на этот нож, который почему-то не увезли сразу как улику. Подобного зверства не было в нашем дворе ни до, ни после этого случая. Костю с сестрой определили в детский дом.

Были и праздники на нашей улице. Первого мая после демонстрации во дворе всегда было многолюдно. Люди гуляли компаниями, с яркими красными бантами и надувными шарами. Шутили, смеялись. Воздух был пронзительно чист, светило солнце, в атмосфере вместе с молекулами кислорода плавали флюиды добросердечия и доброжелательности.

Дворовые мужики-соседи, что попроще, сбежав от жен, кооперировались за столиком возле гаража. Будто ниоткуда появлялись стакан и бутылка красного вина. Торопливо разливали и пили, дымили дешевыми сигаретами. Шумливые гости, высовываясь из окон, пеняли хозяевам, оставившим их без присмотра, и звали за столы. Мужики торопливо шлепали друг друга в ладони и разбегались по своим квартирам, откуда до вечера раздавался звон бокалов и нестройное пение:

Ой, мороз, мороз,

Не морозь меня…

В подъездах пахло селедкой с луком, пирогами и другими закусонами. Пацаны постарше, стащив где-то бутылку вина и кулек с закусью, располагались на веранде ближайшего детского сада. Пили с понтом, держа стакан указательным и большим пальцами, оттопырив остальные в сторону. Заедали. Прикуривали. Малышня паслась рядом, учтиво наблюдая за действиями старших товарищей, которые рассказывали пошлые анекдоты и с видом много повидавших людей рассуждали о том, сколько мужиков может одновременно полюбить женщина по доброй воле и при хорошем настроении.

Люди посолиднее, принимали гостей, стоя на балконах, приветственно размахивая руками. Садились вместе за щедро накрытые столы, тоже пили водку и тоже пели песни. Может быть, не так громко, интеллигентно:

А годы летят, наши годы, как птицы, летят.

И некогда нам оглянуться назад…

Все это было, было…

Облезлая кобыла

Татарина возила.

Кричал: "Шары-бары".

А пацаны и бабки

Несли старье и тряпки

В обмен на куклы, тапки,

Воздушные шары.

В первой половине шестидесятых, в основном в выходные дни, в теплое время года во двор приезжал старьевщик. Это был маленький татарин в цветной тюбетейке, неважно говоривший по-русски. Ездил он на телеге со скрипящими колесами, в которую была запряжена неопрятная лошаденка, бока и зад ее покрывала потрескавшаяся корка засохшей грязи. Мы гадали, почему она такая грязная, ведь лошади вроде спят стоя, а эта как будто валялась на полу в конюшне. Хотя и в конюшне на полу не должно быть так грязно. Может, он ее специально не чистил, оберегая от грабителей. На такую неказистую скотинку вряд ли кто покусится.

Проезжая по двору, старьевщик покрикивал:

– Шары-бары! Шары-бары! С-та-р-ыии ве-с-щч, по-ку-па-йиым!

Он привозил воздушные шарики с пищалками, пистолеты-пугачи, стреляющие пистонами, леденцы на палочках, свистки, зеркальца, шелковые бантики, наперстки, нитки, иголки и прочие ширпотребовские мелочи и детские игрушки.

Пацанва, естественно, набегала в желании поживиться. У татарина в обмен на старые тряпки можно было раздобыть много хороших вещей, в частности, увеличительное стекло, чтобы выжигать рисунки и надписи на деревянных предметах. Тащили кто что мог. Меняли. Хозяйки, сушившие во дворе белье, в такие моменты настораживались, смотрели из окон и с балконов, чтобы мальчишки чего по недогляду не уволокли в телегу старьевщика, где тряпье прочно оседало в потертых мешках, и достать его обратно было проблематично. Зато у кого-то из пацанов появлялся дешевенький, но новый и красивый перочинный ножик с железной рукояткой. Такой в магазине копеек тридцать стоил, но зачем покупать, когда у татарина можно за килограмм – полтора тряпок обменять. И дома находили старые вещи, никому, на первый взгляд, не нужные, а если у кого-то что-то пропадало вдруг – было уже поздно. Старьевщик ждать не будет.