Владимир Чистополов - Йошкар-Ола – не Ницца, зима здесь дольше длится

В кинотеатре "Рекорд" все было как в сказке. Под потолком у входа на маленьком балконе, отгороженном витиеватой лепниной, играла живая музыка. Видны были только головы музыкантов и части их инструментов. Высокие окна, обрамленные бархатными шторами, делали фойе похожим на старинное дворянское гнездо. Позже тут поставили экран и показывали публике, ожидавшей своего сеанса, мультфильмы. Время от времени фойе кинотеатра, по замыслу здешней администрации, кардинально меняло облик. Пришедших удивляли то огромными клетками с живыми попугаями, то необычными светильниками, то художественными галереями, где наряду с исполнителями пионерского возраста выставлялись и известные художники. Все это было интересно.

А буфет на втором этаже, куда поднимались по головокружительно отвесной изогнутой узкой лестнице, одаривал вошедших горячими пирогами с мясом, эскимо, душистыми леденцами и вкусной "крем-содой".

В зрительном зале было очень темно, пока не вспыхивал экран, где лихие герои типа Олеко Дундича под громкие реплики из зала смело воевали с врагами Отечества. Ребята из нашего двора смотрели на это действо раскрыв рты, а у пижона в клетчатом пиджаке мороженое таяло и капало прямо на штаны.

Новый кинотеатр "Октябрь" построили в первой половине шестидесятых. Тогда здесь промышляло много мелкой шпаны. В кино нужно было ходить компанией, иначе могли вычистить карманы. Делалось это так: одинокого малолетнего любителя кинематографа заводили в какую-нибудь прогалину, например, между ларьками и забором, и предлагали попрыгать. Если в карманах звенела мелочь – карманы моментально выворачивали, если не звенела – все равно выворачивали и забирали все ценное: деньги, перочинные ножи, линзы для выжигания, конфеты…

Я учился, кажется, в четвертом классе, и меня тоже завели за ларек трое обормотов, когда я случайно отлучился от своей компании. Заводила был старше меня года на два, с противным жабьим лицом. Он развернул ржавый складной нож и, растянув физиономию в мерзкой улыбке, пригрозил, что воткнет его мне в живот, если не отдам деньги. Я испугался и отдал имевшиеся у меня 20 копеек. Грабители моментально испарились. Мы с друзьями пытались найти их, чтобы вернуть украденное, но бесполезно. Они исчезли. Когда я вырос, мне очень хотелось встретить эту "жабу", чтобы поквитаться за свой испуг. Но не довелось. Скорее всего, его посадили и он кончил свой бренный путь где-то в местах не столь отдаленных.

В "шестом" магазине на бульваре Свердлова продавали портвейн со специфическим запоминающимся запахом. Не помню названия и цены этого зверского напитка. В седьмом классе я впервые попробовал спиртное. Мне не понравилось. Поколение шестидесятых не знало наркотиков. Среди моих приятелей вплоть до старших классов не было "хроников" и по части алкоголя. Это вам не вторая половина восьмидесятых, когда я работал военруком в одном из строительных СПТУ, где почти в каждой старшей группе уже были ребята, состоящие на учете у нарколога. Нет, шестидесятые годы в этом отношении невинны.

Но если есть вино, непременно найдутся люди, которые захотят его попробовать. Седьмой класс – еще не совсем взрослые, но уже не совсем дети. Мы собрались у моего одноклассника Валеры и по-взрослому из граненых стаканов жахнули вина. Что потом с нами было, мало кто помнил. Валера был самый здоровый, и он легче перенес это испытание на прочность, а мы все добирались до дома, держась за фасады зданий. Понятное дело, и по дороге, и потом дома выбрасывали содержимое желудков куда попало. Кого-то тогда родители всерьез отлупили. А мой отец, видя меня в таком состоянии, даже ругаться не стал. Рукой только махнул, засмеялся так невесело и ушел очередную лекцию писать. Я после того случая, наверное, год не переносил даже запаха спиртного и сушеной рыбы, которой мы это спиртное закусывали. Эту "коллективную пьянку" разбирали, кажется, на педсовете в школе, искали зачинщиков и грозили им небесными карами. Но кончилось все нормально. Из школы никого не выгнали, а вино мы позже все же научились пить и получали от этого удовольствие.

Повзрослев, мы ходили летними вечерами в городской парк, где на танцплощадке в эстрадном ансамбле играли тогда люди, ставшие впоследствии руководителями серьезных оркестров, директорами музыкальных школ. В полукруглой “скорлупе” летней эстрады они смотрелись небожителями, вознесенными над толпой волшебной музыкой. Как боги парили над медитирующей в танце публикой.