Валерий Поволяев - Северный крест

Недаром люди называют Париж городом-праздником и считают, что он стоит мессы. Париж стоит многих месс.

Недалеко от перекрёстка, где Миллер должен был встретиться с генералом Скоблиным, располагалось несколько доходных домов, которые советское посольство арендовало для своих сотрудников. Там же была устроена и советская школа, пока пустая — с началом занятий в этом году посольские педагоги запаздывали — по «техническим причинам». Всё это никак не встревожило Миллера и даже не навело на какие бы то ни было пространные мысли...

Недалеко от перекрёстка Миллер увидел Скоблина. Тот приветливо махнул рукой.

Рядом со Скоблиным стоял человек в дорогом сером костюме, в шляпе, с тросточкой — настоящий парижский пижон.

«Не может быть, чтобы такой хлыщ работал в германском посольстве, — мелькнуло в голове у Миллера, и он невольно замедлил шаг, — слишком уж нафабренный... Будто дамочка... Немцы обычно знают меру».

Скоблин вновь приветливо махнул Миллеру рукой. Тот оглянулся — не идёт ли кто следом? Человек, который шёл за генералом, — в таком же костюме, что и собеседник Скоблина, поспешно отпрянул к каштану, растущему посреди тротуара, мгновенно встал за тёмный ствол. Миллер ничего не заметил, и на сердце у него отлегло.

«Скоблин же совсем не обещал, что встреча состоится здесь, на углу двух улиц, на вольном воздухе, — подумал Миллер, — он обещал, отведёт совсем в другое место — встреча состоится там».

Миллер замедлил шаг, Скоблин в третий раз призывно махнул ему рукой, лицо бывшего начальника корниловской дивизии приветливо лучилось. «Нет, такой человек не может быть недобрым, — мелькнуло в голове у Миллера. — Как там было сказано у одного мудрого мыслителя: настоящий поэт не может иметь лицо подлеца? Так, кажется? Или не так?»

Человек, стоявший рядом со Скоблиным, также повернулся. Доброжелательный, с деликатной улыбкой и аккуратными движениями. Поначалу Миллеру показалось, что он где-то видел его, но потом понял — нет, не видел, просто лицо у этого человека было типичным для России — курносое, с чуть выпяченными скулами — наследие татаро-монгольского прошлого — и хмельными весёлыми глазами.

Русское лицо, — русское, но никак не немецкое.

Миллер поднял руку ответно — сделал это с большим опозданием, почувствовал, что чья-то невидимая лапа впилась в его сердце и начала тянуть — будто хищная ворона подцепила своими когтями...

Миллер мигом вспомнил, какие имена назвал ему утром Скоблин: Штроман и Вернер, — память на имена и фамилии у генерала отменная.

— Оба в совершенстве владеют русским языком, — предупредил Скоблин, словно бы не знал, что Миллеру всё равно, на каком языке говорить — русском, немецком, французском или английском...

— Познакомьтесь, Евгений Карлович, это господин Штроман, — представил Скоблин своего собеседника.

— Рад познакомиться с вами, — довольно складно, по-русски, без акцента произнёс Штроман. Впрочем, акцент у него имелся, но очень незаметный, он протянул руку. — Очень рад.

Рука у Штромана была железной, тренированной, как у штангиста.

— Чтобы не стоять нам на улице на виду у всех — это всё-таки дипломатический район, просматривается насквозь, — давайте зайдём сюда, — Скоблин показал на здание пустующей школы, — тут есть кафе...

— Это же школа советского посольства! — Миллер недоумённо приподнял одну бровь.

— Ну и что? Я здесь бывал много раз. Уж где-где, а в школе нас никто никогда не засечёт — даже не подумает... — Скоблин не выдержал, засмеялся, — для этого надо иметь слишком испорченные мозги.

Скоблин был прав.

— Логично, — сказал Миллер и первым двинулся к зданию школы.

— Тем более, в школе этой сейчас нет учащихся, — заметил Скоблин и, обогнав Миллера, первым взялся за ручку двери.

Все трое скрылись в здании. Через несколько мгновений в школу вошёл четвёртый человек — господин, как две капли воды похожий на Штромана, одетый в такой же дорогой серый костюм.

С соседней улицы прилетела стая галок, громко галдя, опустилась во двор школы.

Улицы Жасмэн и Раффэ были пустынны — ни одного человека, во дворах — также ни одного человека. Лишь в доме напротив у окна сидел какой-то старик. Его лицо бледнело в оконном проёме неясным пятном, будто оно было помещено в раму и придавлено сверху стеклом. Неподвижным полуслепым взглядом старик, кажется, замечал всё, что происходило на улице. Хотя видел не всё...

Уже в здании школы, в полутёмном прохладном вестибюле Штроман неожиданно сделал резкий шаг к Миллеру и притиснул к его лицу платок, пахнущий чем-то неприятным, резким. Миллер вскрикнул, попробовал вывернуться, ужом выползти из стальных рук, чтобы поскорее покинуть здание школы — он ещё не верил, что угодил в ловушку, — дёрнулся один раз, другой, но Штроман держал его крепко.