Валерий Поволяев - Северный крест

— Ну что же... После проведения операции давайте поменяем «условия Парижа» на «условия Москвы».

Аня улыбнулась тихо и согласно наклонила голову. Она сейчас думала о том, что к акции можно будет привлечь Митю Глотова... Чем чёрт не шутит?! Или нельзя? Наивный мальчик, очень честный, всему верит, не умеет врать... Если он согласится быть помощником, то обязательно должен стать толковым помощником, ведь Митя относится к категории тех людей, которые стараются в сторону не смотреть и уж тем более — сворачивать с дороги. Аня сделала глоток из чашки — кофе был в меру крепок, в меру горек — в самый раз. Такой кофе Аня любила... А если Митя не согласится?

— О чём вы думаете? — спросил Аню наблюдательный посланец Москвы.

Она не ответила, вновь отпила намного кофе из чашки.

— Вы думаете о том, кого бы привлечь к операции, — гость был проницателен, гораздо проницательнее Ани, — я угадал?

Аня снова согласно наклонила голову.

— Главное — не спешить и не промахиваться, — сказал гость, — людей нужно подобрать очень надёжных. Если где-то что-то сорвётся — будет много шума.

Гость ел вкусно — он умел есть вкусно, делал это азартно и в то же время не привлекал внимания, обсасывал каждую косточку, каждый небольшой мосол, в еде не забывал о беседе и вине. Аня невольно позавидовала ему — она так не умела. Впрочем, есть вкусно — это привилегия мужчин, женщинам это делать не обязательно, женщина должна уметь есть изящно.

Выпив кофе, Аня пришла к выводу, что с Митей можно поговорить о сотрудничестве, но если он не согласится, его придётся убить.

Внешне Миллер выглядел безукоризненно — ухоженный, тщательно причёсанный, с небольшой холёной бородкой, уже изрядно поседевшей, с внимательным взглядом — казалось, что его не тревожат никакие беды, он не ощущает никакой боли, но, тем не менее, иногда собеседник натыкался на такую лютую тоску, застывшую в глазах генерала, что человеку, увидевшему этот взгляд, невольно делалось холодно.

Раньше Миллер считал, что сокращённое название созданного генералом Врангелем воинского союза звучит как свист нахвостника — волосяного наконечника, привязанного к концу кнута, — резко и певуче, а сейчас аббревиатура РОВС стала напоминать ему о сквозняке. Этакий свист ветра, влетевшего в форточку.

Когда к Миллеру заходил генерал Туркул [43]с очередной идеей активизировать деятельность боевых групп, засылаемых в СССР, генералу хотелось спрятать руки за спину, чтобы не пожимать костлявые холодные пальцы этого человека. Он молча выслушивал Туркула и отрицательно качал головой.

— Нет, нет и ещё раз нет, Антон Васильевич!

Взбешённый Туркул сочинил меморандум, который подписали четыре генерала: Туркул, Пешня, Скоблин и Фок, швырнул бумагу на стол Миллера.

— Прошу прочитать, Евгений Карлович, — потребовал он. — В этом документе изложено мнение половины РОВСа.

В меморандуме было всё то же, что проповедовал Туркул устно: развернуть против Советского Союза масштабную вооружённую борьбу, создать в крупных в городах России тайные ячейки, которые подготовили бы восстание против большевистского руководства, в качестве площадки, с которой боевики засылались бы в СССР, использовать Финляндию, и так далее. Пунктов было много, и все они источали запах крови.

Миллер прочитал бумагу до конца и отодвинул её от себя.

— Всё это уже было, Антон Васильевич, — сказал он.

— Ничего другого не будет, господин генерал, — резко произнёс Туркул, — только это!

Миллер смотрел на собеседника и думал о том, что иногда невозможно бывает понять истоки жестокости, которая управляет человеком...

Ну почему, например, Кутепов и Туркул были очень жестоки в Харькове?.. Однажды Туркул, весьма недурно пообедав в ресторане, вышел на улицу и увидел, что по ней ведут колонну пленных красноармейцев. Он приказал немедленно дать ему стул — стул вынесли прямо на тротуар, Туркул уселся на него и, достав из кобуры револьвер, стал стрелять из него по безоружным пленным. Расстреляв обойму, он потребовал, чтобы адъютант принёс ему ещё патронов.

У Туркула, как слышал генерал, имелась записная книжка с пометками, сколько людей он расстрелял лично. Миллеру было известно и о другом случае, свидетелем которого был полковник Падчин.

Как-то Туркулу доложили, что в плен взят комиссар. Антон Васильевич приказал, чтобы комиссара привели к нему в кабинет. Того привели, втолкнули к Туркулу... Тот — сама любезность — предложил несчастному сесть, денщик подал ему чай с вареньем. Удивлённый таким приёмом комиссар взял чай, а Туркул велел привести свою собаку.