Многие из тех, кто прибыл на «Минине» в Тронхейм, не могли самостоятельно, без поддержки под локоток, устроиться в здешней жизни, им было психологически трудно перейти с одной колеи на другую, с военной стези на гражданскую. Кроме того, было среди беженцев немало старых и увечных людей, много больных.
На юге России тем временем продолжало сопротивляться Белое движение; Врангель, вопреки всему, прочно осел в Крыму и не думал сдавать своих позиций, ему требовались грамотные офицеры, он ждал их. Опытные командиры, имевшиеся в армии Миллера, стали рваться на юг, к Врангелю, и им надо было содействовать в достижении этой цели.
Нужно было также помогать беженцам в трудоустройстве, в обмене ценных бумаг, привезённых из Архангельска и Мурманска, на здешнюю (либо английскую) валюту, помогать деньгами нуждающимся и вообще руководить действиями российских подданных на чужой земле, чем Миллер, собственно, и занялся.
Часть офицеров после произошедшего приняла решение вообще никогда не брать в руки оружия и обратиться к делам сугубо мирным.
Многие решили отправиться из Норвегии дальше — во Францию, в Германию, в Великобританию, осесть там, — для них надо было добывать визы, что тоже оказалось делом очень непростым.
Бывали у Миллера и неприятные моменты. Будучи человеком добрым, он допускал мысль, что те, кто тоскует по России и желает вернуться назад на родину, ставшею, советской, могут это сделать... Имеют право. Миллер даже написал письмо влиятельнейшему Сазонову [26], бывшему министру иностранных дел России, с просьбой посодействовать этому. Удивлённый Сазонов прислал отрицательный ответ — подобное совершенно недопустимо, считал он, ведь человек, вернувшийся в Россию, будет обречён, и его если не сегодня, то завтра обязательно расстреляют в чекистском подвале. Однако Миллер, которого ответ Сазонова совершенно не убедил, продолжал пробивать эту возможность по официальным каналам.
В результате два десятка солдат отбыли в Россию.
Офицеры устроили Миллеру настоящую обструкцию.
Во время заседания комитета они один за другим вставали с места и безжалостно, не выбирая выражений, хлестали резкими словами генерала.
— Кто дал вам право посылать отсюда русских беженцев к большевикам? Ведь вы же знаете, что в Совдепии их ждёт одно из двух — либо расстрел, либо голодная смерть в тюрьме!
Миллер не знал, чем ответить на эти обвинения. Он лишь сжимал кулаки, вскакивал с кресла и нервно, с силой давя каблуками сапог ковёр, ходил по кабинету.
В конце концов большинство из тех, кто находился с Миллером в Норвегии, получив визы, отправились в те страны, в которые эти люди хотели выехать. К Врангелю направились лишь тридцать шесть человек (из Финляндии, для сравнения, — шестьсот девять). Летом двадцать первого года Комитет по делам беженцев был расформирован — кончились деньги, существовать было не на что, и Миллер издал соответствующий приказ.
Сам он к тому времени уже год как находился в Париже, являясь представителем генерала Врангеля во Франции. Официально же его должность называлась так: главноуполномоченный по военным и морским делам Главнокомандующего Русской армией.
Именно Миллер изыскал деньги для того, чтобы разбитые войска Врангеля могли покинуть Крым.
В Париже Миллер много работал — поднимался ранним утром, когда влажный серенький рассвет ещё только занимался, окрашивал коньки крыш и трубы в жидкий, слабо поблескивающий лаком колер; над домами вспухали дымы, и начинало вкусно пахнуть горелым углём и свежим хлебом. Генерал делал зарядку и усаживался за письменный стол.
В среде русской эмиграции в Париже он обрёл славу ловкого дипломата, который мог провести любые переговоры — по любому поводу, начиная с покупки нефти в Чили для нужд белогвардейских юнкеров, обучающихся в Аргентине и Болгарии, и кончая организацией знахарских курсов для медбратьев в Македонии и поставками вяленого бычьего мяса русским беженцам в Ливан. Миллер разбирался во всём. Он мог уговорить любого представителя власти, чтобы тот, как принято выражаться, наступил на горло собственной песне и совершил какой-нибудь непопулярный шаг, — генералу и это удавалось. Он мог уладить любой конфликт.
Летом двадцать первого года в Париж прибыл генерал от кавалерии Шатилов Павел Николаевич [27], непосредственный шеф Миллера, — начальник штаба врангелевской армии. Нужно было добиться от французских властей — а это мог решить только маршал Фош [28], — чтобы эти власти не препятствовали консолидации, объединению раздробленных белогвардейских частей на территориях, подведомственных Франции.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу