Кейт Мосс - Огненные палаты

– Чтение? Вот уж чего не одобряю, – скривился Беранже. – Впрочем, каждому свое. Хотя разве не правильнее было бы поручить эту работу вашему братцу? Очень странно, что месье Жубер попросил об этом девушку, когда Бог наградил его сыном.

Мину благоразумно промолчала, хотя, по правде говоря, это замечание не вызвало у нее возмущения. Беранже был истым уроженцем французского Юга, воспитанным в старых традициях. К тому же Эмерику в его тринадцать лет уже и в самом деле пора было бы взять на себя часть отцовских обязанностей. Беда была в том, что ее брат не изъявлял к этому ни склонности, ни желания. Ему куда больше нравилось палить из рогатки по воробьям и лазать по деревьям вместе с цыганятами, когда те приходили в город, нежели просиживать штаны в стенах книжной лавки.

– Эмерик сегодня утром нужен дома, – улыбнулась она, – поэтому пришлось пойти мне. Для меня честь помочь отцу, чем могу.

– Ну конечно, конечно. – Старый солдат кашлянул. – А как поживает сеньер [4] Sénher – господин ( окс .). Жубер? Я что-то уже давненько его не видел. И к мессе не ходит. Уж не захворал ли?

Со времен последней вспышки чумы любой вопрос о чьем-то здоровье содержал в себе мрачный смысл. Не было практически ни одной семьи, которой бы она не коснулась. Беранже потерял жену и обоих детей в той же самой эпидемии, которая унесла жизнь матери Мину. Ее не было в живых уже пять лет, но девушка до сих пор каждый день скучала по ней и, как прошлой ночью, нередко видела во сне.

Однако по тону, которым был задан этот вопрос, и по тому, как Беранже избегал смотреть ей в глаза, Мину с упавшим сердцем поняла, что слухи о затворничестве ее отца расползлись шире, чем она надеялась.

– Странствия, из которых он вернулся в январе, сильно утомили его, – с ноткой вызова в голосе произнесла она, – но в остальном он пребывает в превосходном здравии. У него очень много дел.

Беранже кивнул.

– Что ж, рад это слышать, а то я уж боялся… – Он смущенно покраснел и осекся. – Не важно. Передавайте сеньеру Жуберу мое почтение.

– Он рад будет получить от тебя весточку, – улыбнулась Мину.

Беранже выставил руку, преграждая дорогу здоровой щекастой молодухе с плачущим младенцем на руках, чтобы пропустить Мину вперед.

– Ну, ступайте. Только ходите по Бастиде в одиночку осторожней, а? Вокруг полно негодяев, которые только и смотрят, как бы пырнуть тебя ножом под ребра.

Мину улыбнулась:

– Спасибо тебе, добрый Беранже. Непременно.

Трава под откидным мостом поблескивала от утренней росы, жемчужно искрившейся на зеленых побегах. Обычно первый взгляд на мир за стенами Ситэ поднимал Мину настроение: бескрайнее белое небо, по мере наступления дня постепенно становящееся голубым, серые с прозеленью скалы Черной горы на горизонте, первые робкие цветки на яблонях в садах на склонах холма под цитаделью. Но сегодня утром, после разговора с Беранже, помноженного на ее ночной кошмар, она не могла отделаться от тревожного чувства.

Мину заставила себя взбодриться. Она не какая-нибудь зеленая девчонка, которая боится собственной тени! Да и стража недалеко. Если кто-нибудь попытается ей угрожать, ее крики услышат в Ситэ, и Беранже в мгновение ока придет к ней на помощь.

Самый обычный день. Ей нечего бояться.

И тем не менее она вздохнула с облегчением, когда впереди показались окраины Триваля. Это было небогатое, но респектабельное предместье, где селились главным образом те, кто работал на ткацких мануфактурах. Шерсть и полотно, экспортируемые в Левант, способствовали процветанию Каркасона, и уважаемые семьи мало-помалу начали вновь селиться на левом берегу.

– О, кто идет!

Чьи-то пальцы сомкнулись вокруг ее лодыжки, и Мину вздрогнула от неожиданности:

– Месье!

Она опустила глаза и увидела, что бояться нечего. Назойливый кавалер был слишком пьян, чтобы удержать ее. Мину выдернула ногу и торопливо пошла дальше. Юнец, лет, наверное, двадцати с небольшим, сидел, привалившись к стене одного из домов, мимо которых вела дорога к мосту. Короткий плащ выдавал в нем человека благородного происхождения, хотя его горчично-желтый дублет съехал набок, а шоссы были все в темных пятнах эля (если не чего-нибудь похуже).

Он сощурился на Мину сквозь сломанное голубое перо, украшавшее ее шляпу:

– Мадемуазель, не подарите ли вы мне поцелуй? Всего один поцелуй Филиппу. Вам ведь это ничего не будет стоить. Ни единого су, ни единого денье… и очень хорошо, потому что у меня нет ни гроша.