Кейт Мосс - Огненные палаты

– Ни о чем.

– Наверное, это твое «ни о чем» очень приятное, потому что у тебя счастливый вид.

Мину рассмеялась.

– Мы должны быть благодарны за очень многое. Но тебе давным-давно пора спать. И тебе тоже, Эмерик.

– Почему я должен идти в кровать в то же самое время, что и Алис? Мне уже тринадцать! Она еще маленькая, а я…

– Au lit [12] В кровать ( фр .). , – строго велела Мину. – Пожелайте папе доброй ночи, вы оба.

– Bonne nuit, папа, – послушно сказала Алис, немного покашливая.

Бернар положил руку ей на макушку, потом похлопал сына по плечу.

– Скоро все станет получше, – сказал он Мину. – Придет весна, и я снова стану самим собой.

Подчиняясь безотчетному побуждению, она положила отцу на плечо ладонь, но он вздрогнул и отстранился.

– Когда Эмерик с Алис улягутся, – сказала она, – я хотела бы поговорить с тобой, отец. По серьезному вопросу.

Он вздохнул:

– Я устал, Мину. Это не может подождать до утра?

– С твоего позволения, я предпочла бы сегодня. Это важно.

– Ну ладно, я буду тут. Погрею свои старые косточки у огня. Мне и самому нужно обсудить с тобой кое-какие дела. Твоя тетка просит дать ей ответ.

– Кромптон? – удивился Мишель. – Я не ожидал увидеть тебя здесь. – Потом, приглядевшись сквозь клочья тумана, понял, что обознался. – Простите меня, месье. В этом тумане я принял вас за другого.

– Ничего страшного, – отозвался человек, проходя мимо. – Доброй вам ночи.

Мишель медленно шагал по улице в сторону Одских ворот. Каждая жилка в его теле болела. Он знал, что ему осталось уже совсем немного. Каждый вдох давался ему с неимоверным трудом, словно железный кулак недуга выдавливал весь воздух из его легких. Сколько еще недель он протянет? Когда придет его час, обретет ли он покой? Простятся ли ему его грехи, войдет ли он в Царство Божие?

По правде говоря, он не был в этом уверен.

Было уже поздновато идти в Ситэ, хотя, наверное, он, скорее, застанет Жубера дома в такой час – если, конечно, отыщет его жилище в темноте. Дневная прогулка утомила Мишеля, и он проспал дольше, чем намеревался.

Может, напрасно он не решился поговорить непосредственно с Мину? Нет, наверное, все же он не ошибся – откуда ему знать, насколько отец посвятил (или не посвятил) ее в ситуацию, а пугать девушку Мишелю не хотелось.

Над ним высились башни замка Комталь, полускрытые и бесплотные в тумане. Мишель остановился, дожидаясь, когда перестанут дрожать ноги. Потом двинулся дальше, но не успел пройти и нескольких шагов, как почувствовал чье-то присутствие у себя за спиной. В ночном воздухе до него донеслось чье-то шумное дыхание, и он оглянулся.

Два дюжих малых в кожаных жилетах и грубых длинных штанах показались из-за угла улицы Сен-Назер. Лица были прикрыты носовыми платками, повязанными поверх рта, неприметные шерстяные шапки низко надвинуты на лоб. Один из них держал в руках дубинку.

Оскальзываясь на влажных булыжниках мостовой, Мишель попытался прибавить ходу и услышал, что те двое тоже ускорили шаг. Преследователи были все ближе и ближе. Впереди уже виднелись огни. Если бы только ему удалось продвинуться еще немного вглубь Ситэ!

Первый удар, пришедшийся в левый висок, плашмя повалил его на мостовую. Он ткнулся носом в каменную ступеньку и почувствовал, как треснула кость. Последовал второй удар, на этот раз по затылку. Мишель вскинул руки, пытаясь защититься, но он был бессилен против града пинков, разом обрушившихся на его ребра, спину, руки. Потом каблук размозжил ему лодыжку, и Мишель взвыл от невыносимой боли. Его вздернули с земли и поволокли, зажав между нападавшими, обратно по вымощенному булыжником переулку в направлении Одских ворот.

– Стой! Кто идет?

Оклик стражника дал Мишелю надежду. Он попытался подать голос, но подавился кровью, заполняющей рот.

– Просим прощения за шум, – услышал Мишель чей-то ответ. Выговор выдавал человека образованного. Уж не тот ли это господин, который проходил мимо него не так давно? Неужели он с ними заодно? – Наш друг немного перебрал. Мы ведем его домой, в постель.

– Смилуйся, Господь, над его женой, – сказал стражник, и оба засмеялись.

Мишель чувствовал, как носки его ног беспомощно волочатся по камням. Потом освещенные улицы Ситэ остались позади, и вокруг него сомкнулась бархатная чернота сельской ночи за пределами городских стен.

– Доложите мне, когда дело будет сделано, – произнес все тот же голос. – И чтобы без свидетелей!

– Ты что творишь, а?