Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Ключа нет… — промямлил он.

— Вот ключ, — сказал мадьяр.

То был невысокий шляхтич в доломане, небрежно наброшенном на плечи и застегнутом на петлицу. Над его лбом лихо сидела шапка, украшенная полосатым соколиными перьями.

— Ваша жена была такой доброй, — обратился он к хозяину, — что позволила мне остаться еще на один вечер. — Но теперь я вас вынужден покинуть.

— Ну, а я спрошу у нашего гостеприимного хозяина, откуда взялись эти трое. — Казимир взялся за оружие. — Кто вы?!

Тогда по очереди ткнул пальцем в заколотого, зарубленного, и еще на один труп.

— Мой пане, видит Бог, не ведаю! — заскулил тот, и свеча в его руках запрыгала, как сумасшедшая, разбрызгивая вокруг жидкий горячий воск.

— Дружище, — ласково обратился путешественник к Казимиру, — позвольте вас заверить, что этот бедняга навряд ли виноват. Видимо, вы легкомысленно продемонстрировали присутствующим свой кошелек, вот и привлекли негодяев… Волынь, черт побери, небезопасная земля для порядочных людей.

— Правда! — горячо поддержал хозяин. — Не иначе, как через вас говорит Провидение…

Путешественник вдруг посмотрел на него ледяным взглядом, тот аж чуть не подавился последним словом. Даже Казимиру стало не по себе.

— Молчи, — пренебрежительно кинул путник, и в голосе его послышалась какая-то затаенная жестокость, — ибо иначе на обратном пути я собственноручно перережу твою свиную глотку….

Тот испуганно прилип к стене, трясясь, как в лихорадке. Угроза показалось ему такой близкой, что он аж отпрянул.

Но вдруг путешественник снова ласково улыбнулся и поклонился, добавив на ходу:

— Только гора с горою не сходится… Думаю, еще встретимся.

Темнота скрыла его в одно мгновение, завернув своим черным душным одеялом.

Некоторое время те двое, что остались, молча смотрели ему вслед, хотя видели перед собой только темную завесу. Оба остались, придавленные каким-то странным гнетущим впечатлением от этого разговора.

— Убери этот мусор долой! — брезгливо кивнул Казимир на трупы.

Когда хозяин управился, он запер двери и, разлегшись на кровати, мигом провалился в бездну сна.

На улице было довольно прохладно. Так всегда бывает в августе, даже если день перед тем выдался жаркий. Чувствовалось, что близко осень…

Вдыхать полуночный воздух можно, только зажмурив от наслаждения глаза. Днем сотни селянских рук неутомимо работали серпами и косами, так что спелыми ароматами жнивья наполнилось все вокруг.

Для Ореста, однако, не существовало ничего, кроме русоволосой соблазнительницы. Только оказавшись на улице, она горячо к нему прижалась.

— Вот видишь, разве тут не лучше? — прошептала женщина.

— Лучше… — не томился Орест.

Свежий воздух немного прогнал хмель из его головы, но, как и раньше, больше ему захотелось насладиться ее красотой. Он нащупал упругие бедра, охватил стан и, дрожа от возбуждения, положил ладони на роскошные груди. Они легонько и ритмично вздымались, касаясь двумя ягодками терна. Захотелось припасть к ним устами, впиться до умопомрачения…

— Подожди…

Она властно схватила его за подбородок, словно коня, которого собиралась взнуздать. Орест покорно выпрямился.

— Ты жаждешь моего тела, — женщина уже была за его спиной, — но я могу тебе дать гораздо больше… Пошли…

Орест увидел, что она уже была в нескольких шагах, плывя в тумане, словно мара. Кинувшись вдогонку, Орест почувствовал жуткий страх, что в тот миг появился в душе. Парень бежал следом, как сумасшедший, не заметив, как свернул с дороги, и продирался теперь сквозь густые заросли ивняка. Впереди плыла ее легкая фигура, что манила его все дальше и дальше, пока не замерла, наконец, на берегу реки.

Он остановился, переводя дыхание, боясь при этом не расслышать то, что она скажет. Однако женщина молчала. Стояла, как завороженная, и смотрела в темную воду.

Но вдруг повернулась к нему. Всесильный Боже, какая же она была красивая! Гибкая фигура словно сияла, по крайней мере Орест видел каждую складку ее одежды и каждую черточку на лице.

Вдруг она засмеялась звонко и весело, как на празднике… И показалось, что от того смеха поднялся ветер. Он будто зародился в ее волосах и вовсю перекинулся на камыш, сгибая его едва не до самой воды. Вдоль обоих берегов занялись огни, так будто какие-то рыбаки одновременно на равном расстоянии разводили костер.

Она развязала тесьму и кинула на траву одежду. Обольстительница осталась в одной сорочке, и длинное полотно, трепеща под ветром, аж кричало про ее красивые бедра, груди и колени. Женщина стала на край берега и ступила в лодку, что была тут привязана.