Росс Лэйдлоу - Юстиниан

Дворец и Ворота сохранились до наших дней...

В Латеранском дворце средневековые материалы и постройки практически заменили все римские, но баптистерий V века остался в целости. Ворота Асииариа пожалуй, прекраснейшая часть Стены Аврелиана дожили до наших дней во всём своём великолепии.

Осуждение трудов вековой давности...

В тексте я постарался максимально упростить для читателя основные вопросы, связанные со спорными «Тремя Главами». Сами по себе они достаточно безобидны, но как только я углубился в их изучение, как сразу же столкнулся с таким:

«...в то время, как божественный Логос следует отличать от Храма Плоти, в богочеловеке присутствует лишь одна сущность...»

Или:

«...признавая божественную и человеческую сущность Христа, он [Нестор] отрицал их объединение в единую ипостась...»

Тут я заподозрил, что столкнулся с вопросами, в которых рискую потонуть, будучи совершенно некомпетентным. Надеясь на озарение, я обратился к более поздним исследованиям. Будучи истинным сыном эпохи Просвещения, Гиббон отнёсся к этому вопросу с великолепным презрением, уложив его формулировку в три презрительно звучащие строки: «Восток был отвлечён спорами с несторианцами... которые пытались объяснить рационально таинство воскресения и тем самым ускорили крушение христианства на его же родине...»

Это мало помогло мне. Энтони Бриджес в «Феодоре», Роберт Браунинг в «Юстиниане и Феодоре» и Клер Сатинель в её статье «Императоры и папы VI столетия» (глава 11 «Кембриджского Путеводителя по веку Юстиниана») отважно сражались, чтобы объяснить богословскую метафизику Нестора, Феодора, Теодрета и Ибаса. Я благодарен им даже за то малое понимание этого вопроса, которое пришло ко мне в результате.

Для того чтобы читателю было понятно, а сюжет не тормозил, я несколько шире осветил подробности дебатов и подчеркнул роль апокрисиария Стефана (денонсацию им «Эдикта» Юстиниана я для большего драматизма перенёс из Константинополя в Рим), а также Факунда, епископа Эрмианы (корыстные и эгоистичные колебания Вигилия в лишней драматизации не нуждались). Этот подход себя оправдал — так мне кажется — и вот почему: без максимально упрощённого освещения содержания «Трёх Глав» (а они очень важны для понимания Юстиниана и его эпохи) читатель рискует заплутать в дебрях богословской казуистики.

Феоктист, в прошлом один из лучших армейских хирургов...

Прокопий в «Войнах Юстиниана» описывает в подробностях инцидент, который произошёл во время осады Рима. Феоктист успешно вылечил солдата, получившего страшную рану, — стрела вонзилась между носом и правым глазом, а остриё вышло из шеи сзади. Врачи с неохотой брались за операции, которые грозили окончиться смертью пациента на столе. Римская медицинская практика, особенно армейская, была великолепна — отчасти она остаётся непревзойдённой до сих пор! Набор хирургических инструментов римского врача современному медику прекрасно известен: иглы, зонды, катетеры, ланцеты, пинцеты, ножницы и т.д. Римские врачи умели блестяще оказывать «скорую помощь», но их способности в инвазивной хирургии были ограничены. Они умели удалять камни, иссекать свищи и некоторые формы рака при условии, что опухоль располагалась не слишком глубоко. О микробах тогда не знали, но зато знали по опыту, что необходимо соблюдать максимальную чистоту и гигиену. Римские больницы, в особенности армейские госпиталя, были, вероятно, гораздо гигиеничнее любой операционной времён, скажем, Ватерлоо.

Став, в свою очередь, императором Запада...

Таким образом возрождалась удобная, но несколько архаичная структура, принятая при Диоклетиане, известная как «тетрархия» — два «августа», т.е. правящих императора Востока и Запада — и два «цезаря» — императоры «на подхвате», готовые заменить любого из августов в нужный момент. Хорошо это работало только в теории, на практике же служило источником бесконечных интриг, поскольку властолюбие узурпаторов было сильнее уважения перед законом.

Его сын должен был стать императором Запада...

На самом деле сын Германа и Матасунты родился посмертно, после кончины отца.

Я буду говорить прямо, август...

В эпоху, когда превыше всего были протокол и подчинение, Нарсес — это отмечено в источниках — не боялся высказывать своё мнение, и Юстиниан при этом внимательно его слушал (вероятно, потому, что его советы всегда были дельными, а сам император, в отличие от большинства римских правителей, в глубине души был умным и рассудительным человеком).