Роберт Фаббри - Веспасиан. Фальшивый бог Рима

— Агриппина и Юлия Ливилла! — воскликнул Калигула, приветствуя сестёр, и поцеловал каждую в щёку. — Надеюсь, вы усвоили свои уроки?

Похоже, недавнее тесное общение с римской чернью не слишком отразилось на их состоянии.

— Да, дорогой брат, — ответила Агриппина.

Её сестра ограничилась кивком.

— Мы снова в твоём полном распоряжении.

— Прекрасно, моя дорогая, — произнёс Калигула, поглаживая рыжие волосы ребёнка у неё на руках. — Как поживает наш юный Луций Домиций?

— Он крепок и своенравен.

— Он и должен быть крепок, если вдруг я буду вынужден отправить тебя в изгнание на пустынный остров, где закончила свои дни наша мать, — с этими словами он нежно приподнял ей подбородок и поцеловал в губы. — Прошу тебя, не вынуждай меня это делать. — Не дожидаясь ответа, он повернулся к следующей женщине. — Мессалина, твой брат Корвин оказал мне великую услугу. В следующем месяце я буду рад принять тебя в мою семью, даже если ради этого тебе придётся выйти замуж за этого недоделка, — с этими словами он бросил взгляд в сторону Клавдия.

Тот склонил голову и что-то раболепно пробормотал.

Мессалина улыбнулась и посмотрела на Веспасиана. На мгновение их глаза встретились. Корвин же одарил его высокомерным взглядом. Что касается Клемента, было видно, что тот едва сдерживается. Тем временем гости постепенно занимали места за столами.

Калигула перешёл к четвёртой, последней женщине. Она была старше предыдущих трёх и далеко не красавица: такое же вытянутое лицо и длинный нос, как и у её сводного брата Корбулона.

— Цезония Милония, — произнёс Калигула, кладя руку ей на живот. — Как протекает твоя беременность?

— Я ношу под сердцем ребёнка бога, божественный Гай, и он чувствует себя прекрасно.

— Разумеется. Тем не менее я не стану тебе докучать и буду искать удовольствий в иных местах. А пока прошу всех к столу!

— Вы только посмотрите на них! — презрительно бросил Калигула, жуя лебяжью ногу, и помахал в сторону расположившихся за пиршественными столами сенаторов. Слова эти предназначались Веспасиану и Сабину, с которым он делил пиршественное ложе. — Они все ненавидят меня после всего, что я делал с ними в последние два года. И всё же любой готов пожертвовать всем на свете, лишь бы оказаться там, где сейчас находитесь вы — рядом со своим императором!

— Твоя благосклонность для нас — великая честь, — ответил Веспасиан, равнодушно глядя на стоящие перед ними яства.

— О да, и каждый из этих баранов готов плеваться желчью от того, что они её лишены. Но как бы я ни обращался с ними, эти лицемеры всё равно изображают пылкую любовь ко мне.

— Я бы не стал называть это лицемерием. У них нет ненависти к тебе.

Калигула с проницательной улыбкой посмотрел на Веспасиана.

— Не надо лгать мне, друг мой. Что, по-твоему, я делал с тех пор, как облачился в пурпур? Справедливо правил Римом?

Веспасиан пристально посмотрел ему в лицо. К его великому удивлению, взгляд Калигулы был абсолютно ясен и разумен.

— Ты совершил ряд великих дел, и в следующем году тебя ждут новые свершения, — осторожно произнёс он, стараясь не вспоминать кровавые события этого дня.

— Верно. Но самое моё великое свершение это то, что я поднёс зеркало к лицу Сената, чтобы они увидели в нём себя такими, какие они есть: подхалимы и льстецы, которые не могут жить иначе. В те годы, когда шли суды над предателями и изменниками, они только и делали, что оговаривали друг друга, рассчитывая заручиться благосклонностью Августа, Тиберия, Сеяна. Ибо знали: если удачно избавиться от политического противника, можно будет прибрать к рукам его деньги, пусть даже ценой утраты всякой чести и совести. Из-за них я потерял почти всех моих родных, и теперь честь требует от меня отомстить этим алчным ничтожествам.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Откровенность Калигулы слегка напугала обоих, тем более что в словах его была немалая доля истины.

— То есть все унижения были отмщением? — уточнил Сабин.

Калигула холодно улыбнулся.

— Естественно. Видишь ли, Веспасиан, твой брат пока ещё не понял главного. Постарайся это сделать ты. Скажи честно, я безумен?

Ответ, словно кость, застрял у Веспасиана поперёк горла. Что ещё хуже, как ни отвечай, он в любом случае выдаст себя.

— Отвечай! Причём отвечай правдиво. Ты действительно считаешь меня безумцем?

— Да, Божественный Гай.

Калигула расхохотался. Правда, взгляд его при этом остался холоден.