Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Но волхв уже знал, зачем воин шёл к дубу.

Перед ним был человек, которого он так долго ждал.

Не знал об этом только сам Афанасий, он лишь ощутил, как от старца вдруг нанесло жутью. Дмитрий вздрогнул и привычно перекрестился. Афанасий под пристальным взглядом кудесника не решился повторить движение своего спутника. Почему — он и сам не понял.

Отшельник облегчённо вздохнул и пригласил гостей в избушку. Те не чинились, привязали лошадей к столбу крыльца, вошли в низкую дверь. Проведчик великого князя Ивана должен знать как можно больше. И везде быть своим, в толпе смердов не выделяться, татарским языком владеть, купцом прикинуться, с вельможей держаться на равных. А вот с кудесником он, недреманное око государя, ещё не встречался.

Жильё отшельника выстроено из крупных брёвен, рубленных «в лапу». Освещает его крохотное слюдяное оконце. Топится не по-чёрному, а очагом из камней, тяга — в каменную же трубу. Лежак с травником, лавка, ларь, кадь, корытце, ведро, чашка с ложкой. На стенах пучки трав, отчего запах в жилье приятный. На столе стопка берестяных «грамотничков» для письма, рядом острое писало. Афанасий как бы случайно скользнул взглядом по верхней берестянке. «А случится кому раненому быть... иди к дубу... увидишь валун великий и мшистый, под ним... два родника — один с живою водой, другой — с мёртвой... старик той водой лицо ополоснёт — станет юношей...» Складно! Надо запомнить.

Гости уселись на лавку. Старик подал им дубовую братину с сытой [22] Сыта — напиток из мёда. . Воины отпили, вежливо поблагодарили, утёрлись долонями. Глаза старшого построжали. Волхв понял, что ему сейчас будет учинён допрос.

— Знахарство ведаешь? — спросил Афанасий.

— Ведаю, — улыбнулся старик.

— Лекарствовать гож ли?

— И к этому свычен.

— Вижу, не местный ты, из каких украин будешь?

— От ляхов перебрался. От воителей подале. Лес-то един.

— Лес един, да межи разные. Пошто не в деревне живёшь?

— Привык одиночествовать.

Вмешался Дмитрий, спросил:

— Разве в защите не нуждаешься?

— Лес меня бережёт. Он же и кормит, — сухо ответил старик и добавил: — А зверьё мне не помеха.

— Родичей имеешь?

— Нет. Стар я, сыне.

Афанасий повёл глазами на спутника, и тот умолк, хотя, видно, любопытство его жгло. Несвычно Дмитрию зреть таких отшельников. А видно, что человек особенный. Не смерд, но и не лепший [23] Лепшие — то есть лучшие, знать. . Кто же он? Афанасий понимал, что ему бы следовало задавать другие вопросы, те, которые и привели проведчика сюда, но привычка брала своё, и он как бы со стороны слышал свой голос, упрямо долдонивший:

— Крещён ли, отче?

— Земле поклоняюсь. Мудрости высшей.

— Разве мудрость господа нашего не наибольшая? — Глаза проведчика построжали.

Ответ старика прозвучал неожиданно, горечь прозвучала в нём.

— Было время, сыне, земля-матушка всех объединяла, ей молились, ей верили, и она детей своих в обиду не давала, ибо мудрость её испокон веков в тысячелетиях устоялась, своя, не заёмная, и боялись люди творить зло, потому что земля вот она, под ногами, она жизнь всему сущему даёт и в неё всяк ложится. Но примет ли она того, кто ей обиду причинил? Ох, придёт время, накопятся в ней обиды, откажет она чадам своим в извечной милости!..

Дмитрий незаметно толкнул Афанасия локтем в бок, но тот не обратил внимания на тычок, слушал отшельника, опустив голову.

— Ты вот спрашиваешь, сыне, мудрость господа нашего разве не наибольшая, а сам своим вопросом уже заранее утверждаешь, мол, другого и быть не может. А ведь до царя далеко, до бога высоко, а землю-матушку ты каждый день зришь! Те, кого ты богом своим считаешь...

И тут Дмитрий властно крикнул:

— Замолчь, старик! Не смей так говорить! — И строго обратился к Афанасию: — Ты как знаешь, а я должон об этом разговоре доложить куда следует. Не можно нам слушать измышления еретические. Это ж чистый стригольник [24] Стригольничество появилось на Руси в конце XIV века. !

Стригольники — еретики, распространившиеся по Руси из Новгорода, смущающие христиан православных тем, что не признавали за церковными служителями права поучать людей, ибо, как говорили они, «сии учителя стяжатели, лихоимцы, блудники суть, ядять и пьют с пьяницами, развратничают с жонками мирскими...» Сия ересь страшна, велено её искоренять всячески. Недавно митрополиту Зосиме из Твери донесли: «Побиша стригольников, еретиков дьякона Никиту и Карпа простьца и третьего человека с ними свергоша с моста утопления для». Афанасий спохватился. Великий князь Иван Васильевич велел настрого выявлять смутьянов и пытать на дыбе, чтобы сие вольномыслие дерзостное не распространилось. Не следовало брать к отшельнику Дмитрия, надо было ехать одному. Досадуя на собственную непредусмотрительность, Афанасий нехотя приступил к обязанностям проведчика, хотя знал, что его спутник вряд ли решится доложить об этом разговоре начальствующему над Тайным приказом князю Семёну Ряполовскому. Воин ещё раз цепко оглядел избу, спросил старика: