Аркадий Крупняков - У моря Русского

До позднего вечера дед Славко и Андрейка ковыряли землю. Вырыв неглубокую яму, они положили туда убитого и забросали землей. Когда над маленьким холмиком поставили связанные накрест тоненькие палочки, дед Славко снял ветхую свою шапку, перекрестился и тихо сказал:

— Мир праху твоему, христианская душа. Не ведал, поди, ты, русский человек, где примешь свой покой. Пойдем, Андрейка.

— Доколе так ходить будем, деду? — спросил вдруг Андрейка. — Идем неведомо куда. На Русь бы податься, а?

— Не дойти нам до родных мест, сил не хватит, да и никто не ждет нас там.

— Как никто?! А у меня батя, може, вернулся.

— И не думай, сынко! Здоровым и зрячим три раза пытался я вырваться отсюда и трижды был пойман. Полуостровом считается крымская земля, но не верь ты сему. Она остров! Не одного, а тысячи беглецов погубила узкая полоска земли, через которую на Русь пройти можно…

— Ты баял, деду, и здесь русских много. Пошто не ищешь их? Середь чужих когда-нибудь все равно пропадем. А наших бы найти…

— Найдем, Андрейка. Прознал я, что в Суроже живет Никита Чурилов и много других русских. Немало с Ники-тушкой мы в молодости песен перепели, игр переиграли. Часто наезжал он в то время в наше село суровье покупать. Вся семья Чуриловых искони торговые гости. Вот к нему дойти я думал. Уж он-то приютит нас с тобой.

— Дорога туда далека, деду?

— Не далека, да трудна. Пойдем, сынко.

Идут старый и малый. В древний Сурож лежит их путь.

Поздний вечер укрыл город своим темным крылом. В крепости Санта-Кристо слышатся глухой рокот барабана да протяжные звуки рожка — это бодрствует стража.

Спят сурожане.

Свернувшись на сухой траве, разбросанной под навесом, отдыхает от дневных трудов утомленный виноградарь. Храпит торговец в своей спаленке рядом с лавкой. Разметав на пуховых подушках пышные руки, спит женка русского купца.

Блаженно почивают стражи городских законов — синдики. Спокойно спит в крепостной цитадели хозяин Сурожа — консул, комендант крепости и казначей Христофоро ди Негро.

На берегу моря, там, где раскинулась русская слобода, тишина и безветрие. Еле слышно плещет вода в борта судов. Обвисли паруса. Окна домов темны. Только в хоромах сурожского купца Никиты Чурилова через плотно закрытый ставень пробивается полоска света.

Сегодня хозяин приготовился к большому ночному труду. На столе лежат несколько книг. Одна из них, обложенная черевчатым бархатом с серебряными застежками, раскрыта. Никита, макая серое гусиное перо в чернила, вписывает в книгу слово за словом.

Много дней ведет хозяин дома книгу, которую назвал «Житие у Русского моря». Вот он положил перо, задумался. Перевернул листы, решил перечитать, что написано.

Углубился купец в чтение. Темно-русые волосы с проседью закрывают почти половину широкого лба. Борода обложила всю нижнюю часть лица и спустилась на грудь. Взгляд из-под нависших бровей проницательный, нос и губы крупные, во всем облике чувствуются спокойное достоинство, неторопливость и большой ум.

Тихо шелестят страницы. На первой из них написано:

«Благословясь, с именем Господа Бога нашего на устах, берусь я за сей труд. Ныне идет от Сотворения мира шесть тыщ восемьсот первое лето [8] 1473 год ногой эры. . Времена пошли тяжелые и беспокойные, и я по велению совести и сердца моего удумал рассказать потомкам нашим о житии людей русских на берегах моря великого. Народу русского в Суроже ли, в Кафе ли и в иных местах достаточно, но на Руси о них мало что знают.

Ибо дела письменные идут на языке латинском и только о них писаны. Книги священные пишутся на языке греческом иже в них и дела церковные говорят только о православных людях, в коих чтут грек, армян и русских вместе, а отдельно наших не поминают. И оттого не только в дальних землях, а и у нас в Москве о фрягах знают больше, чем о нас, русских. И оттого обидно мне стало и сел я под старость лет писать о нашем житие у меря Русского.

Господи благослови, с изначала о граде Суроже почну:

Старики рассказывали, будто торговые гости на Руси пребывают здесь с незапамятных времен. И основали они бок о бок с градом Сугдеей русскую слободу и назвали ее Сурож, отчего среди нас и город этим именем прозывается. Говорят, произошло это имя от села Сурожик, что под Москвой. Будто многие гости торговые переехали сюда из того сельца и продавали здесь полотно льняное. Во времена древние лен называли сурожем, сеяли его всегда после ржи, потому и су-рожь. Ведь и доныне холстина льняная, неотбеленная суровьем прозывается.