Аркадий Крупняков - У моря Русского

Василька избили за побег до потери сознания и снова бросили в подвал. Очнулся он только на второй день.

— Гляжу я на тебя — глупец ты, — сказал ему Ивашка. — Уж коли назвался груздем — лезь в кузов. Ждал бы себе выкупа до морковкина заговенья, корчил бы из себя княжича.

— А потом?

— Потом было б видно.

— Не могу я, Ивашка, в неволе быть, пойми ты.

— В подвале тебе вольнее? Ведь на что решился! Убить могли запросто.

— Не обо мне речь. Вас спасти не удалось — жалко.

Ивашка долго смотрел на Сокола, потом сказал:

— Душа в тебе, парень, большая. Ума, правда, маловато, но это дело наживное. Полюбился ты мне, словно брат родной. Говорят, завтра нас продавать поведут. Хорошо бы в одни руки попасть.

— Дай бог. Вдвоем и убежать легче.

Над степью звенит жаворонок. Звенит, рассыпает серебряные трели.

Там, где дорога у Белой скалы делает крутой поворот к Карасубазару, недалеко от ручейка, под запы-ленным кустом кизила расположились двое. Один, высокий, сгорбленный старик, одетый в лохмотья, сидит, положив длинные, жилистые руки на сухие колени. Красные, воспаленные глаза, не мигая, смотрят куда-то вдаль.

Нетрудно заметить, что старик слеп. Это, видимо, гусляр — рядом на выгоревшей траве гусли в новинном чехле. Возле старика полулежит мальчик-поводырь. Его широко открытые глаза внимательно смотрят на дорогу.

— Ты ничего не слышишь, Андрейка? — спрашивает старик.

— Слышу. Жаворонок в небеси поет. Ла-а-дно!

— Ладно-то оно ладно, да не совсем. Слышу я, где-то цепи звенят. Поглядел бы ты с бугорочка на дорогу.

Андрейка проворно взбежал на ближний холм и, прикрыв глаза ладонью, начал осматривать дорогу. Вдруг он вздрогнул, словно зайчонок, скатился с холма и подскочил к слепцу. Потянул его за куст, в низину.

— Ой, дед Славко! Невольников ведут. Видимо-невидимо. Не дай бог нас увидют…

— Старый да малый. Кому мы нужны? Одначе схорониться не лишнее.

Андрейка слегка раздвинул ветви и взглянул на дорогу. В это время идущие впереди невольники как раз вышли из-за поворота. Ему были видны только ноги пленников, избитые, израненные, почти все босые.

Слышны стоны измученных людей, гортанные крики татар, звон цепей, неровный топот сотен ног. Дед Славко уткнул лицо в ладони и, словно во сне, слушает звуки невольничьего каравана. Всплывает в памяти былое…

…Родная деревенька под Москвой. Не было в селе лучшего работника и гусельника, чем Славко. И отваги в груди было много. Не раз с дружиной князя встречал татар. Но изменчива судьба. Попал в полон Славко, заковали его в цепи да и поволокли на чужую землю. Как знакомы стоны и крики, что слышит он сейчас на дороге! Не одну тысячу верст прошел в невольничьем караване. Великие муки претерпел.

Через полгода, истощенный и поседевший, попал в Ка-фу, на невольничий рынок. Купил молодого пленника богатый грек и увез в Корчев. Здесь Славко ломал камень, ловил рыбу, носил грузы. В одну из ночей не вытерпел — убежал, дошел до Ор-Капу, где был изловлен татарами и снова продан.

Потом еще раз бежал и опять был пойман. Поставили непокорного Славко в подземелье выделывать кожи, приковали цепью к стене. От побоев, сырости и темноты стал он плохо видеть, а потом и совсем ослеп.

Шли годы. Сколько их было, он не помнит. Зачем считать годы, проведенные в неволе, годы бедствий и невыносимой тоски.

Год назад изможденного слепого вытолкнули со двора, как собаку, — какой расчет кормить раба, если он не может отработать даже те кости, которые дают ему раз в сутки. Слишком запоздавшая свобода сулила только смерть.

Недавно дед повстречал в степи Андрейку. Пять лет назад в набеге татары увели отца. Чуть позднее заарканили мать с Андрейкой. Мать от непосильной работы умерла. Оставшись сиротой, мальчик ночью убежал, долго блуждал по степи, пока случайно не встретил деда.

— Смотри, смотри, деду, — зашептал вдруг Андрейка, прервав думы старика, — один вырвался, побег. Неуж увидят? — Забыв об опасности, Андрейка высунул голову из-за куста. — Ах, ироды, заметили, — с сожалением проговорил он. — Вот, вот! Догнали. Ан подождите, нехристи, в руках у него дубинка. Смотри, деду, он как даст одному по руке, другому вдоль хребта! Так их и надо, косолапых! Ы-х ты, никак саблей его полоснули.

— Осторожно, Андрейка, — проговорил дед. — Увидят тебя.

Прошел караван, обезлюдела дорога. Андрейка пробрался к месту стычки пленника с татарами. На траве, раскинув руки, лежал зарубленный саблей чернобородый человек.