Сергей Алексеев - Роковой срок

– А разве брат мой, Кочень, причастен?

– Из двух зол след избрать меньшее. Кочень лишен наследия вашего рода и потому будет радеть за саров более прилежно, чем ты. А твой приемный сын Ровен, получив от тебя наследство, станет радеть духовно.

– Что же я дам в наследство, если ты сам сказал – я не причастен?

– Мы прежде испытаем твое счастье! Готов ли ты к сему?

– В сей же миг, Валуй! Скажи, что должен сотворить?

– Ты бросишь свой бич. Если он не упадет на землю, знать, ты причастен и вече перед тобой повинится. Но коли упадет, то более его не поднимешь, передашь наследство и сам себя замуруешь в веже.

– Такое испытание мне по нраву! – вдруг согласился государь и вскинул бич. – Сейчас и брошу!

Предводитель вечевых старцев подпрыгивать в седле перестал и чуть напрягся.

– Постой!.. Бросишь на вечевом кругу. Пусть все позрят!

Они тотчас же поскакали с холма, прыгая через обереги таборов, выстроенные из телег. Жидкие лучи от вече расступились, давая дорогу, однако беспомощные без рабов именитые сары в носилках лишь втягивали маленькие головы, взирая над собой копыта лошадей. Под ропот и молву Ураган въехал в круг, поднял коня на дыбы и распустил свой бич.

– Бросай! – закричали ему в тысячу глоток все вечевые круги. – Бросай, в сей час и испытаем твое причастие!

Конь плясал на задних ногах, и, не давая ему опуститься на все четыре, государь подбросил бич, выпустив рукоять, перехватил его в воздухе за двенадцатое колено и раскрутил у себя над головой. Свистящий шелест пронесся над головами, словно прибойная волна, и усмирил молву. В полной тишине Ураган изловчился и метнул бич вверх. Блеснула в солнечных лучах золоченая рукоять, унося за собой вытянутый в струну плетеный трехсаженный хвост, и через мгновение даже точка растаяла в небе.

Взоры веча, устремленные вослед бичу, замерли в ожидании, ибо всякий знал, что все, брошенное непричастной человеческой рукой, будь то камень или пущенная из лука стрела, должно было непременно упасть наземь.

Задравши головы, стояли старцы минуту, вторую, третью, после чего начали вставать на ноги именитые сары, чего не делали уже десятки лет. Они таращились в небо, и заплывшие жиром их глаза начинали открываться. А государь, позрев на это, выехал из круга старцев, пробился сквозь онемевших саров и поскакал в свой табор.

Там же его поджидала дочь, обряженная в походные доспехи – и меч на поясе, за спиной колчан со стрелами и луком...

– Сбылось твое пророчество, – признался ей Ураган. – Я бросил бич.

– Сары все еще стоят в кругу и ждут, – сказала Обава. – И еще долго так простоят. А покуда ждут, давай, отец, прощаться.

Ураган знал нрав дочери, и что ему было сказать вольной и своенравной сарской деве?

– Дорога долгая, – только и предупредил он. – Через чужие земли и племена...

У нее на все был ответ:

– Скуфь открыла путь, оставив о себе добрую славу. Везде пропустят без препятствий.

Ураган спохватился:

– Да ведь зима скоро! А в полунощной стороне и вовсе холодно. Может, подождешь до весны?

– Я бы подождала, – молвила она. – Да ведь Сколот этой зимы не переживет и погибнет от тоски в своей пещере.

– Ну, вот судьба – мыслил невесту от рапеев взять, а дочь им отдаю. – Он обнял Обаву. – Что же, поезжай. Вряд ли мы свидимся на этом свете.

– Скоро и свидимся, – промолвила Обава. – Три года только минет – роковой срок.

– Еще один срок? Нет, довольно. Не верю...

– Ты и прежде мне не верил, государь.

– Ныне я не государь. Бич брошен...

– Ты Владыка, Ураган, и им останешься до конца своих дней!

– Полно предсказывать, Обава! – прервал он. – Я ранее стремился к власти и мыслил собрать народ под сень законов Тарги. Но ныне позрел на это племя и утратил всякое желание управлять ими. Я им более не государь! Пусть ими правит тот, кого они сами изберут из себе подобных.

– Не зарекайся, Ураган! Пройдет три года, и ты соединишь в единый три сарских народа!

– Где ты зришь народы?! – закричал он, и рука привычно легла на пояс, за которым всегда был бич. – Это не сары – ахманеи! Рожденные от соития с дикими животными! Они вытаптывают ирийские сады и восхваляют жир, как божество!..

И вдруг, ощутив дрожание земли под ногами, оборвался на полуслове, прислушался к себе и спросил уже тихо:

– Зачем ты гневишь меня в самый трудный час? Тем паче в час расставания...

– У тебя ныне самый добрый час. – Обава рассмеялась. – Тебе след радоваться!

– Довольно, не верю! Ты предрекла мне, что сегодня обрету! Но я все утратил, даже бич! И вот теперь тебя...