Олег Яковлев - На златом престоле

Шварн недобро покосился в сторону Берладника. Иван за время трапезы не промолвил ни слова.

«Лишний он тут, ох лишний!» — С едва скрываемой злостью подумал Милятич.

Трапеза кончилась, разошлись бояре каждый по своим делам. Давидович велел седлать коня.

— В Зверинец поеду. Охотой побалуюсь. Ты со мной? — Спросил он Берладника.

— Извини, княже, но... дела у меня в городе.

— Ну, что ж. Не неволю!

Давидович в сопровождении молодшей дружины вскоре выехал за ворота. Иван, проводив взглядом вереницу всадников, кликнул слугу, велел подать дорожный вотол. На Подоле через Нечая уговорился он о встрече с несколькими бежавшими из Червонной Руси людьми. Думал безудельный князь укрепить добрыми воинами свою берладницкую вольницу. Надеялось, мечталось, что добудет он в скором времени себе волость.

Тоска охватывала, хотелось побывать в Берладе, в Галиче, в Звенигороде, где княжил когда-то. Понимал, что невозможно покуда сие, вздыхал, тряс кудрявой головой.

В переходе, улучив мгновение, подобралась к нему Марфа.

— Пойдём со мной, Иване! — потянула она его за руку.

Вспомнил Иван совет Нечая: «Не отказывай ей, княже».

И вот послушно пошёл он за сгорающей от любовного пыла огнеокой женщиной, дал обнять себя, повалить на ложе. Смеялась озорно Марфа, расстёгивала пуговицы у него на кафтане, нетерпеливыми движениями срывала рубаху с молодецких плеч. Затем разделась сама, юркнула под беличье одеяло, вся трепетная, страстная. Она отдалась ему, и он позволил ей сделать с собой всё, что она хотела. Разметались по плечам распущенные Марфины волосы цвета воронова крыла. Иван гладил и целовал упругую смуглую грудь её, она постанывала от удовольствия, хватала его за естество горячими устами, теребила, возбуждала. Сотворили они грех, и один раз, и второй, и третий. Потом Иван признался, что устал. Марфа лишь рассмеялась в ответ. Ненасытна была сестра хана Башкорда, охоча до ласк, неистова во грехе. Когда, наконец, успокоенные, они оба задремали, тихо просунулась в дверь ложницы голова маленького человечка. Евнух Птеригионит с недавних пор был взят князем Изяславом прислуживать княгине и ближним боярыням в бабинце. Глянув на Ивана и Марфу, он зловеще ухмыльнулся, некрасиво выставив огромные жёлтые зубы. Теперь он знал, как погубить Берладника.

...Утром Марфа, плача навзрыд, долгий час простояла на коленях перед образом Спасителя в домовой церкви. Она молила простить ей свершённое. Она изменила мужу, изменила в первый раз с тех пор, как юной девочкой привели её под венец. Приглянулся, ох, приглянулся ей этот добр молодец! Да и как может такой не понравиться! Словно храбр из старины! Пришёл, околдовал,овладел ею!

Где-то в глубине души сидела предательская мыслишка: «Ну и что ж такого тут! Изяслав вон сколько холопок перепортил! Сколькие потом брюхатые ходили! Давно привыкла к его изменам. А сама, что ж, и изменить разок не могу?!»

Гнала от себя княгиня эту скользкую дьявольскую мыслишку, каялась, молила Господа о милости, о прощении. И снова плакала, утирая слёзы узорчатым платочком. А сзади неё стоял на коленях маленький евнух и, закрываясь рукавом хламиды, прятал от чужих взоров злорадную ухмылку. Мнилось ему, что дни изгоя Ивана сочтены.

Грозное требование Давидовича о присылке ратей для похода на Туров застало Ярослава в Галиче. Стоял ноябрь, срывался с небес первый снежок, дули холодные ветры. Бурлил заключённый в теснину всклокоченный мутный после дождей Днестр. Последний палый лист ещё вчера кружил в воздухе, шуршал под ногами, а сегодня недвижно лежал, гнил, прибитый к земле влагой.

Унылая пора — предзимье. Небо вечно серое, видны в вышине стаи птиц, летящих в тёплые края от стуж и метелей, деревья стоят без листвы, темнеют оголёнными стволами и ветками. Скорее бы уж зима настала, снег укутал землю. Всё веселее, светлее как-то даже.

А тут ещё этот неугомонный Давидович. Первым побуждением Ярослава было отказать ему, отослать киевского гонца ни с чем, велеть ответить:

«Отдай Берладника, тогда и рать пришлю!» Но, поразмыслив немного, собрал князь в думной палате бояр и старших дружинников.

Сидел на стольце, как обычно, спокойный, рассудительный, в кафтане лунского сукна, в вышитой крестами розовой парчовой шапке с меховой опушкой, в сапогах тимовых с каблуками, смотрел поверх рассевшихся по лавкам советников своих, говорил тихим, но твёрдым голосом:

— Прислал Изяслав Давидович из Киева человека. Велит собирать ратников, идти с ним вместе воевать Туров. Хочет изгнать из города князя Юрия Ярославича, посадить на его место Владимира, сына Мстислава, внука Мономахова. Что об этом думаете, бояре? Как поступить нам?