Олег Яковлев - На златом престоле

— А вот как ввечеру к тебе приду! — задорно, уперев руки в бока, крикнула ему вслед Агафья.

Монах остановился в дверях, обернулся, сухо промолвил:

— Грех творить с тобою не буду, добрая женщина. Не мирянин бо еси, но мних.

Агафья снова вздохнула, кивнув с сокрушением головой. Тимофей поспешил поскорее укрыться от неё в своей каморке под лестницей.

Под Рождество но заведённому в княжеской семье обычаю собирались в малой зале, сидели за длинным убранным дорогой лунской скатертью рытого бархата столом. Поверх скатерти набросали, как было принято, соломы и сена, вспоминая те ясли, в которых рождён был Христос.

Крепок старинный дубовый стол, сиживал за ним, наверное, ещё дед Ярослава, Володарь Ростиславич, когда бывал в Галиче по делам. После княжил в городе, тогда ещё маленьком и утлом, помещавшемся на одном взлобке, двоюродный Ярославов стрый, князь Игорь. Тоже, верно, пил за этим столом крепкий мёд с ближниками своими, подымал оправленную в серебро чару — рог, говорил здравицы. Стрый умер пятнадцать лет тому, и владеньем его завладел отец Ярослава, князь Владимирко. Полюбился ему утлый городок в самой середине своих владений, спокойней было здесь, чем в пограничном Перемышле с извечным звоном железа и беспрестанными стычками с ляхами и с соседями-родичами. Перенёс Владимирко сюда столицу своего княжества. С той поры расцвёл, разросся Галич, отстроен был заново детинец, склоны холмов и низины густо облепили хаты, мазанки, терема. Возводились церкви, шумел торг, пристань на берегу Днестра полнилась торговыми судами.

А стол в малой зале, крепкий, твёрдый, как воин-богатырь, всё стоял, переживая одного за другим своих хозяев, и всё так же собирались за ним в рождественские и святочные вечера князь и его родичи.

Зажгли свечи на ставниках [203] Ставник — столик или шкафчик для помещения образов. перед иконными ликами. Заискрилось в чашах дорогое заморское вино. На столах соседствовали печёная рыба, разноличные каши, овощеве [204] Овощеве — фрукты. , кутья, взвар из сушёных груш, яблок и вишен.

Все рассаживались по местам, взглядывали за окно, на темнеющее небо, сожидали первой звезды.

Ярослав, сидя во главе стола, молча всматривался в лица родичей. Рядом с ним на обитом синим бархатом коннике [205] Конник — здесь: лавка. расположилась Ольга, вся сверкающая парчой и золотом, с жуковиной на каждом персте. Переливались приделанные к высокой кике колты [206] Колты — женские височные украшения в виде полумесяца со сложным узором, иногда служили как сосуд с благовониями, прикреплялись к головному убору. с аравитскими благовониями, на шее в три ряда сверкало ожерелье из наборных шариков и пластинок. Долгий белый саян сажен жемчугами, на синих сафьяновых сапожках поблескивают самоцветы. Любила молодая дочь Долгорукого наряжаться, на всех празднествах слепила глаза, как сказочная жар-птица, золотом, бесстыдно обнажённым и перед близкими своими, и перед боярами, и перед простолюдинами.

По другую руку от Ярослава поместился Яким, поп придворной церкви Спаса, облачённый в чёрную рясу тонкого шёлка, с крестом на груди. С ним рядом — старый Василько Ярополчич. Видавший виды, но добротный кожушок покрывал плечи старца, мёрз всё время Василько, кутал руки в рукава, тряс седой бородой, узкой и длинной, доходящей едва не до пупа.

Строгая мамка привела к столу крохотную Фросю — дочь смотрела ясными глазами на отца, скупо улыбнувшегося ей, на надменную всю накрашенную и набеленную мать, на попа, и всё норовила сунуть пальцы в рот. Мамка цыкала на неё, тихонько ударяла по рукам, заставляла сесть прямо. Старший брат маленькой княжны, Владимир, малец шести лет от роду, одетый в суконный зелёный кафтанчик, перетянутый узорчатым пояском с раздвоенными концами, в сопровождении дядьки — боярина Стефана, подошёл под благословение священника, а затем проворно залез на лавку и с нетерпением стал смотреть в окно.

Между Фросей и Ольгой села двухродная сестра Ярослава, Елена. Она скромно потупила очи и уставилась на скатерть.

«Пора давно замуж ей. Всё не хочет, отвергает женихов одного за другим», — думал Ярослав, глядя на некрасивое длинное лицо сестры с густыми светлыми бровями и мясистым прямым носом.

«А может, в схимницы идти задумала. Кто ж её знает?» — Он вздохнул и покачал головой, обратив внимание на простое, без всякого узора и изыска, тёмное платье княжны.