Олег Яковлев - На златом престоле

— Пора мне идти. И не вздумай обмануть. Из-под земли достану!

Евнух, приложив руку к сердцу, отвесил ей глубокий поклон. Лязгнул засов, провалилась во тьму южной ночи зловещая фигура в чёрной одежде.

— Вот тебе и княгиня, — прошептал в пустоту Птеригионит, закрывая дверь и пугливо озираясь.

Снова сидел Ярослав с ближними своими людьми в малом Владимирковом покое, разложив на столе тестевы грамоты — багряного цвета, с золотой печатью — стойно хрисовулы [189] Словно указы. Хрисовул — грамота, содержащая указ по особо важному делу, касающемуся всего государства. (Примеч. ред.) ромейского царя. Напротив него — всегда серьёзный задумчивый Избигнев, рядом с ним Семьюнко ерошил рыжие кудри, чуть поодаль — опытный дядька Гарбуз, воевода Тудор и молодой Коснятин Серославич, которого по просьбе Тудора недавно ввёл князь в члены своего «малого совета».

— Добр молодец... Рать добро знает... Ум хорош, — хвалил Коснятина воевода.

Умные советники были надобны, хотя отец Серославича некогда крепко спорил и возражал Ярославу. Ну да сын ведь за отца не в ответе.

— Вот прислал князь Юрий из Киева грамоты. Велит мне по праву старшего идти ратью на Волынь, на Луцк. Видно, не желает мира на Руси. Хочет вовсе Изяславовых сынов волостей лишить, — Ярослав вздохнул. — Хоть и клялся киянам, что с миром идёт, а всё одно послал воевод своих на Пересопницу, где засел Мстислав. Не стал старший Изяславич ждать осады, отъехал сперва в Луцк, к молодшему брату, а затем и дальше, в Польшу рванул. Помощи против князя Юрья просит. Испрашиваю вашего совета. Как мыслите, что нам теперь делать? Говори ты первый, Тудор.

— Каназ Юрий — сильный. Много войска имеет. Против него идти — нет, не нада. Нада Луцк идти, копьём брать, — решительно заявил печенежин.

— И я с сим соглашусь, — поддержал Тудора Коснятин.

— Так. Ну а ты что скажешь, Гарбуз?

— Я тако смекаю, — начал старый боярин, вытирая с чела обильный пот. — Тудор правильно байт: в силе ныне Долгорукий. Нам супротив его не стать, супротив его не выдюжить. Но то нынче. А дале... Сегодня — тако, заутре — инако. Мыслю, на Волыни у Изяславичей крепкие корни, а у Долгорукого в Киеве корней нет.

— К чему ты? Не уразумею тебя, боярин, — нахмурился в ответ на скользкую осторожную речь молодой Серославич.

— Погоди, Коснятин, — остановил его Ярослав. — Кажется, понял я тебя, дядька. На Луцк идти, но на штурм не бросаться. Обложить город и стоять, вестей сожидая. Так, что ли, надо, по-твоему?

— О том и толкую, — кивнул Гарбуз, довольный тем, что князь угадал его мысли и сказал прямо о том, о чём он начал толковать издалека.

— Потом, Волынь — земля нам не чужая, земля соседняя, — продолжал Ярослав гнуть своё, — разору её сёла и нивы подвергать нам выгоды особой нету. Злобить Изяславичей такожде ни к чему. Стоять и сожидать... Оно тако. Вроде и Долгорукого не ослушались, но и не содеяли ничего. Ты что скажешь, Избигнев?

— А если в Киеве догадаются, что нет у нас рвения особого супротив Изяславичей? — высказал свои сомнения Избигнев. — Не навредим ли мы себе?

— Если и навредим, то менее, чем ежели супротив Мстислава большую войну начнём. Мы — его разорим земли, он — наши. А князь Юрий будет в Киеве сидеть и меды попивать и подсмеиваться над удальцами галицкими да волынскими, кои друг дружку тузят. Нет, други! Полагаю, прав боярин Гарбуз, — заявил молодой князь. — Ты как думаешь, Семьюнко?

— Я с тобою согласен, княже, — коротко отмолвил рыжий молодец.

Необычно хмур был сегодня Семьюнко. Всё не выходила из головы у него Оксана. Послал ей в Коломыю в дар браслет серебряный, так воротила, сказала, что не может столь дорогой подарок принять. Хотел было рассказать обо всём Ярославу, посоветоваться, но отверг эту мысль. У князя и без него забот немало. А если сватовство учинить, дак жёнка Оксанка упрямая, твёрдая, может и князя не испужаться, даст ему от ворот поворот. Тогда и в думе сей, верно, не доведётся впредь Семьюнке сиживать.

Невесёлые обуревал и рыжего молодца думы.

Меж тем Ярослав совет продолжил.

— Ещё одно дело у меня к вам, мужи, — он замялся на мгновение. — Неприятное вельми дело. Сидит у тестя моего в Суздале в порубе двоюродник мой, Иван Берладник. Все вы его по прежним делам знаете. Знаете и то, что не прочь он столом галицким завладеть. Вот и полагаю... Уговорить надо князя Юрия, чтоб выдал мне Берладника головой.

— Верно говоришь, князь! Берладник тот — боль наша головная обчая, — поддержал первым Ярослава Коснятин. — Разбойник, вор. Вотчины наши он разору подверг, с подручниками своими. Бояр не уважал, тех, кто отцу твоему, князю Владимирку, служил верно.