Олег Яковлев - На златом престоле

— У меня семьдесят три полка, — отмолвил ему король.

— И у нас тыщ тридцать дружины и пешцев, — обронил Волынский воевода Дорогил, воспитатель-вуй [94] Вуй (устар.) — дядя по матери. Мстислава, долгобородый муж, худой и костистый.

— Да, силы немалые. Владимирке столько не собрать, — задумчиво заключил Изяслав. — Даже со всеми еговыми болгарами да сербами. А потому жду от него очередного лукавства. Тут главное, брат, не верить ему, не поддаваться словесам его сладким.

Геза опять промолчал. Накануне подступил к нему епископ Кукниш, говорил, что неплохо бы поладить с галицким князем миром. Король с негодованием отверг это предложение, смерив епископа презрительным взглядом, но ночью примчал в его стан скорый гонец из одной из крепостей на южной границе.

Ромейский базилевс Мануил Комнин подтянул к берегам Савы свою армию, его боевые корабли бороздят воды Дуная. В Сербии и Боснии назревает ратная гроза. Было о чём задуматься, от чего закручиниться королю угров. Война с двумя противниками сразу в намерения Гезы не входила. Получалось, что этот трус Кукниш был не так уж и неправ. Но обещания и союзный долг заставляли Гезу продолжать поход. Надеялся он сейчас на то, что с Владимирком удастся быстро управиться.

Эту мысль он высказал вслух.

— Галицкого князя следует как можно скорее привести к покорности. Ибо у тебя возможна новая рать с Юрием, а мне угрожают греки.

— Владимирку надо уничтожить! — горячо воскликнул Мстислав.

По лицам большинства угорских баронов пробежали усмешки. Молодой князь весь сгорал от нетерпения, охваченный боевым пылом. Спору нет, храбрость и решительность — добрые свойства, но время ли теперь яростно махать мечом и очертя голову бросаться в сечу. Многие угры сомневались, верно ли поступили они, столь глубоко ввязавшись в русские распри. Впрочем, оказались среди них и такие, которые были согласны с Мстиславом.

— Наши сабли остры, наши кони быстры! — заявил молодой барон Фаркаш, вскакивая с кошм.

— Это всё так, но Владимирко — опасный враг, — заметил опытный воевода Або. — В таком деле, как наше, кроме отваги, нужна осторожность.

Другие бароны согласно закивали головами.

Изяслав нахмурил чело и вопросительно уставился на короля. Геза постарался тотчас рассеять его сомнения.

— Мы выступим завтра утром, как ты и советуешь. Возьмём галицкого князя в клещи, попытаемся овладеть Перемышлем. Надеюсь, ты не сомневаешься в нашей искренности и преданности.

На том и порешили. Совет был окончен. Изяслав и его спутники не мешкая покинули угорский лагерь. Геза во главе пышной свиты, разряжённой в ромейский аксамит [95] Аксамит (или гексамит) — дорогая узорная византийская ткань сложного плетения с золотой нитью, род бархата. Обычно синего или фиолетового цвета, с круглыми медальонами, изображающими львов и грифонов. и парчу, в кафтаны из драгоценных лунских [96] Лунское — английское. и ипрских [97] Ипрское — из города Ипр. Ипр в то время являлся одним из главных центров сукноделия во Фландрии (в северо-западной Европе). сукон, на конях с дорогой обрудью [98] Обрудь — сбруя. , проводил его до подножия холма. Обратно он возвращался мрачный и озабоченный. Сидя на вороном аргамаке [99] Аргамак — старинное название породистых верховых лошадей. , в обитом серебром седле с высокой лукой, он недобро взирал за реку. Там в туманной дымке видны были дубовые крепостные стены Перемышля. Угрия ввязывалась в дело, не сулящее особых выгод. Но отступать, рушить данные клятвы король не хотел.

В лагере горели костры, готовилась еда для воинов. Стучали топоры — стан обносился частоколом из остроконечных кольев. В шатрах притихли, затаились вельможи. Кое-где раздавался звон оружия и доспехов. Высоко в небе реяли хоругви и бунчуки.

— На заре выводить полки! — обернувшись, резким голосом недовольно бросил Геза бану Белушу и, ударив боднями коня, взмыл на вершину холма.

Молодой Избигнев Ивачич с тревогой всматривался в синюю сумеречную даль. Внизу тихо плескался Сан, уже можно было рассмотреть в тусклом свете извивающуюся змейку воды. За рекой пологой цепью чернели длинные холмы, пустынные, густо поросшие молодой травой. Днём отсюда, с правого берега, открывался дивный вид, но сейчас, в эту беспокойную предутреннюю пору не о красотах думалось Избигневу. Волнение охватывало девятнадцатилетнего парня, никогда ещё не приходилось ему участвовать в жаркой сече, и вот нынче... Доведётся ему принять боевое крещение. Такова судьба, таков удел всякого княжьего отрока. Успокаивал сам себя, вспоминал напутствие отца, говорившего: «Не ты первый, не ты — последний», но всё одно — предательски подрагивали в волнении длани, когда напряжённо вслушивался в царящую вокруг тишину и глядел на чёрные холмы и поблескивающие в свете пробуждающегося дня небольшие болотца, повсюду разбросанные на низком правом берегу Сана.