Фока Бурлачук - Черниговского полка поручик

— Прекратить! — прозвучал голос фельдфебеля.

Песня оборвалась.

В походном строю прославленного в битвах Лубенского полка ехал Сухинов с орденами и ранами. Глядя на тяжелое состояние крестьян, он еще раз убеждался, что причиной этому — крепостной строй, рождающий нищету и бесправие.

С болью в сердце глядел Сухинов на пожилых солдат: у одних давно уже выросли и поженились дети, у других жизнь оставалась холостяцкой. Лучшие их годы забрала казарма и муштра. Перебирал в памяти фамилии тех, кто не раз отличился в боях, и думал: хотя бы им уменьшили срок службы лет на пять. В те дни было много разговоров о якобы готовившейся реформе. Не только солдаты — весь народ ждал перемен. Но император Александр I после победы издал манифест, в котором объявлялись награды знати и благодарности разным сословиям. «Народу же нашему, — говорилось в манифесте, — вознаграждение воздастся от бога…»

«Дешево, очень дешево заплатил царь за нашу кровь», — не раз слышал Сухинов, как говорили солдаты.

Однажды на привале к нему подошел Остап Ноженко, который был дважды ранен в боях, считался солдатом отменной храбрости.

— Ваше благородие, скажите, бога ради: почему во Франции нет крепостных, а мы их разбили? Вот я и думаю, может, мы зря воевали?

— Боги праведные… От кого я слышу. Ты ли это, Остап? Мы спасли отечество, а бог даст — и у нас будет облегчение. Сказывают, у императора уже прожект имеется…

— А не слыхали, что в нем? Вот бы земельки малость отрезали от помещиков. Да и срок службы больно большой…

Многие еще долго верили слухам, что царь даровал послабления, но их кто-то «украл».

Вскоре после возвращения из Франции Сухинов встретился с Иваном Якушкиным, который только что возвратился из Петербурга.

— Ты, Ваня, наверно, мешок новостей привез? — спросил у Якушкина.

— То, что я тебе расскажу, дорогой, в мешок не поместишь. Вот послушай. — И взял под руку Сухинова, отвел в сторону, продолжил: — Я попал в Петербург во время, когда туда возвращалась 1-я гвардейская дивизия из Парижа. Людей собралось много. Мы стояли недалеко от золотой кареты, в которой сидела императрица Мария Федоровна… Наконец показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой, которую он уже готов был опустить перед императрицей. Мы им любовались, но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и с обнаженной шпагой бросился на бегущего. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя. Я невольно вспомнил о кошке, обращенной в красавицу, которая, однако ж, не могла видеть мыши, не бросившись на нее…

Якушкин, закончив свой рассказ, протер платком вспотевший лоб и, глядя в сторону, спросил у Сухинова:

— Ты, мне помнится, також обожествлял нашего императора?

— Заблуждался, как и многие. Теперь-то я знаю, что даже твое сравнение его с кошкой — плохое сравнение. Скорее он шакал, как и его подручные.

Многие офицеры, побывавшие за границей, сравнивали жизнь собственного народа с жизнью в Европе и находили много несправедливости, деспотизма и бесправия у себя дома. И хотя сами они были выходцами из дворян, являлись представителями русской аристократии, не могли остаться равнодушными к позорному крепостному строю. Они мечтали о свободе для народа, считая, что добыть эту свободу возможно только путем «военной революции», без участия самого народа.

Вскоре после войны из небольшой группы единомышленников в Петербурге родилась и начала расти революционная организация «Союз спасения», или «Союз истинных и верных сынов отечества». У ее колыбели стояли Никита и Александр Муравьевы, Фонвизин, Якушкин, Пестель, Трубецкой и Лунин. Они вербовали новых членов, думали над новыми формами государственного правления, готовились к свержению самодержавия…

Сухинов, решивший, что он свой солдатский долг выполнил, с болью в сердце оставляет военную службу. Но случилось так, что по пути на родину ему повстречался командир Изюмского гусарского полка граф Тимонин. Завязалась беседа. Графу понравился высокий, стройный офицер с проницательными глазами и весьма здравыми суждениями. Узнав от Сухинова, что его ждет дома, граф удивился:

— Надо же — семь братьев! А позвольте узнать, сколько душ крепостных у отца?