Андрей Ромашов: Земля для всех [Повесть]

Я помню, Орлай, помню: великий кам прыгал перед чувалом в своей темной юрте, хохотал и пел, потрясая луком, песни наших предков. «Грозный отец Огонь, — кричал он, — ты на небе и на земле, ты великий и сильный, ты ненасытный и злой…» Великий кам повалился, я помню, обессиленный на мягкие шкуры и спросил нас: «Где ваши князья-воины, предводители могучих племен? Где высокие, неприступные стены ваших городищ? Где род Крепкогрудых? Где красные Караганы? Где непобедимые Дзуры, быстрые, как ветер? Где их длинные мечи? Где?»

Мы вышли из юрты великого кама ночью, на нас глядели с черного неба зеленые звезды и смеялись. Звезды видели короткую славу наших предков, дым пожарищ и гибель могучих родов. Северный ветер, сын грозной Йомы, развеял славу наших могучих предков, как желтые листья… Я вернулся в родную юрту, повесил свой меч на деревянную стену и уехал на пастбища. Я доил кобылиц, плел сети и ловил рыбу в Шабирь-озере вместе с ултырянами, а в месяц туманов купил за пять кобылиц в ултыре Сюзя-филина, по обычаю наших отцов, молодую жену.

Князь Юрган потянулся к кувшину с молоком.

— Рус пришел! — не заходя в юрту, закричал от дверей молодой охотник.

Орлай вскочил и схватился за меч.

— Садись, слушай и думай, — сказал сыну князь Юрган. — Мы не знаем, кто пришел в юрту: гость или враг.

Золта отстегнул от пояса длинный булгарский меч, сунул его под шкуры и стал ждать Руса.

Залез в юрту огромный Пера, младший брат старого Сюзя, за ним Рус.

Они подошли к чувалу. Рус пожелал здоровья всем — сказал «пайся» — и положил на шкуры широкий железный топор.

Не глядя на подарок, князь Юрган ответил ему:

— Ось ёмас, Рус, здравствуй!

Рядом с Русом встал Пера и начал говорить, что хозяин гнезда, Кондратий Рус, хочет быть другом князю Юргану, он чтит обычаи и веру его народа, и никогда не будет врагом ни в помыслах, ни в делах.

Князь Юрган сказал:

— Хорошие слова говорит хозяин гнезда Кондратий Рус. Но в нашем святилище был его сын!

— Вина его сына — его вина. Хозяин большого гнезда Кондратий Рус просит у тебя прощения, князь!

— Скажи Русу: я не молюсь каменной Йоме, грозному богу соседей, я не отдаю десятую часть добычи их великому каму-шаману. Рядом, скажи, мой сын Орлай. Я не пошлю его грабить святилище соседей, пойдет сам — я не назову его больше сыном! Клянусь великим Нуми.

Пера пересказывал Русу мудрые слова князя Юргана. А Золта разглядывал своего спасителя. Не постарел Рус, не потерял силу — высокий и прямой, как сосна, только длинная борода пожелтела, подпалил, видно, он ее на костре…

— Сын Кондратия Руса ранен шаманской стрелой. — Пера взял у Руса костяной наконечник и показал князю. — У шамана Лисни такие стрелы, ты знаешь. Сын Руса умрет…

Рус начал говорить. Золта понял его слова так: умрет сын, пусть умрет и обида.

— Янысь! — сказал князь, вставая. — Скажи Пера: я верю хозяину большого гнезда, он друг, рума. — Князь отстегнул от широкого кожаного пояса кривой охотничий нож и протянул его гостю.

— Возьми, Рус!

Золта нащупал под шкурами длинный булгарский меч, вытащил его, кряхтя поднялся и сказал Русу:

— Я стар, болезни едят мое тело. Этот меч тяжел для меня.

Рус принял его подарок, поклонился сначала князю, потом ему и вышел из юрты.

— Ось ёмас улум! — попрощался Пера и пошел за ним.

Князь Юрган стоял над чувалом, бросал пахучий вереск на красные угли.

Орлай бегал туда-сюда по юрте и кричал, что великий Нуми Торум хочет крови.

— Чужая рана не болит, — ворчал Золта. — Шаман Лисня хочет крови соседей, а не Нуми Торум…

Золта сел, завернул в теплую шкуру больную ногу и стал думать. Рус спас его в месяц метелей и накормил мясом, он подарил Русу булгарский меч, крепкий и острый, как жало осы…

— Возьми мой меч, отец! — кричал Орлай. — Мы не воины! Мы старухи!

Князь Юрган подошел к сыну, положил на плечо ему руку.

— Тэхом, слушай! — сказал он. — Я, князь и старейшина рода, велю тебе: догони раба шамана Лисни и убей его! Я брошу голову раба на красный ковер и раздам богатства свои, по обычаю предков, у большого костра. Спеши, Орлай! Великая мать-земля Колтысь-ими не хочет крови соседей.

Ивашка не умер…

Прохор принес его из лесу на руках, положил на лавку в передний угол. Увидела Татьяна своего молодшенького без кровинки в лице, пала перед ним, как подрубленная, и запричитала: «Охти мне да тошнехонько, охти мне да больнехонько! Уж как сяду я, многобедушка, к своему сыну молодшенькому, к соколику златокрылому, ко его телу ко блеклому, как повывою обидушку да повыскажу кручинушку! Как у мня, у многобедушки, три полюшка кручинушки посеяно, три полюшка обидушки насажено. Сама знаю я, многобедушка, не пришла к тебе, рожано дитятко, не пришла бы к тебе холодная, кабы жили на родной сторонушке, по закону жили християнскому…»