Александр Прозоров: Месть княгини Софьи [litres]

И вот, вестимо, из-за лишнего напора нижняя плотина дала течь, причем очень серьезную: сразу в нескольких местах стали сочиться струйки где в несколько пальцев, а где и в руку толщиной. Что в преддверии близких морозов грозило серьезными неприятностями. Ведь каждая такая струя в трескучий мороз застынет, разойдется и порвет, переломает вокруг себя мореную древесину. И по весне там уже не струйки сочиться начнут, а целые потоки бить, вымывая глину из-под низа плотины. Тогда уже придется изо рва всю воду спускать, а плотину разбирать, раскапывать, а потом заново сшивать, заполнять и послойно утрамбовывать.

Посему вдовая Великая княгиня Софья Витовтовна, матушка государя Василия Васильевича, медлить не стала. Едва пришло известие о протечке, она тут же распорядилась призвать опытных водолазов, начать ремонт и теперь самолично следила за работами, скрываясь от очередного дождя под перекрытием Фроловских ворот.

Рядом с княгиней-матерью, зябко завернувшейся в соболью шубу, крытую изумрудной парчой с синим рубчиком, стояла на массивном табурете стянутая железными обручами бочка с чуть мутноватой, пахнущей яблоками жидкостью. За бочкой возвышалась на высокой приступке верная ключница правительницы – дворовая девка Пелагея, лет тридцати на вид, упитанная и голубоглазая, с темно-красными, явно натертыми свеклой губами и чуть розоватыми щеками. Рабыню тоже облегали соболя, но это была уже заметно вытертая по краям округлая шапочка и шуба с потемневшими плечами и рукавами.

Шуба Пелагее казалась явственно велика, и, поскольку ростом девушка почти на голову уступала хозяйке, не оставалось сомнений, откуда именно взялись у рабыни столь дорогие одежды…

Из стоящей здесь же, в воротах, парусиновой палатки, подсвеченной изнутри огненными отблесками, внезапно выскочил крупный и плечистый чернобородый смерд во влажной полотняной рубахе, торопливо пригладил длинные и густые, русые с проседью кудри, низко склонился перед княгиней-матерью:

– Мое почтение, всемилостивая…

Софья Витовтовна молча кивнула. Ключница тут же зачерпнула из бочки полный ковш мутной жидкости, протянула работнику. Тот довольно крякнул, отер рукавом усы, принял корец, осушил в несколько больших глотков, крякнул еще раз, опять поклонился в ноги:

– Благодарствую… – Развернулся и широко зашагал к подъемному мосту. Подобрал лежащий там куль из рогожи, еще раз размашисто перекрестился: – Тебя, Карачун, о милости умоляю…

Сделал шесть глубоких и частых вдохов‑выдохов и решительно перемахнул через перила, с плеском уйдя в воду.

– Почему они молятся богу смерти, великая госпожа? – негромко удивилась ключница.

– В темной воде токмо его владения, боярыня, – ответил вышедший из палатки молодец лет двадцати, совсем еще безусый и безбородый, однако уже крупный телом и весьма широкоплечий. – Кому же еще молиться в студеной черноте, как не богу мрака и холода?

– Попробуй молиться богу любви и мудрости, Иисусу Христу, – предложила Пелагея, зачерпнула из бочки ароматной мути и протянула ковш юному водолазу. Тот поклонился, принял угощение, выпил, опять поклонился, крутанулся на пятках и потрусил на мост, чтобы вскоре с плеском уйти в глубину.

Софья Витовтовна протянула руку, взяла у ключницы ковшик, понюхала, затем стряхнула себе в рот несколько капель – и тут же вздрогнула, аж передернулась всем телом, брезгливо поморщилась:

– Это ведь гадость! Зачем они пьют подобную вываренную мерзость?

– Сказывают, таковой напиток хорошо согревает, великая госпожа, – тихо ответила Пелагея. – При их ремесле сие есть самое главное достоинство…

Словно бы в подтверждение ее слов со стороны рва послышались крики, веселая ругань. На мост быстро забежало четверо водолазов из прежней смены – мокрых, пахнущих тиной, с ошметками водорослей на серых рубахах. Промчавшись мимо женщин, все они нырнули в палатку и, судя по теням, сгрудились вокруг очага. Послышался треск, загудело пламя.

Вестимо, на угли упала свежая охапка хвороста.

Княгиня-мать проводила мужчин взглядом, затем вышла на мост, глянула вниз. Покачала головой.

– Как текло, так и течет! Чем они там, на дне, занимаются? Неведомо… Отсель не видно. Может статься, и вовсе ничем! Ныряют, токмо чтобы ковш дармовой перед погружением получить.

– Ты воду-то потрогай, великая госпожа, – предложила ключница. – Чем в таковую нырять, уж лучше трезвым остаться! Опять же, подрядчики сразу сказывали, что работы на два али три дня получится. Ныне же всего половина первого прошла.