Леонид Рахманов - Люди - народ интересный

Не знаю, кому пришла в голову мысль: поскольку забор, ограждавший городской сад, за годы войны обветшал, заменить его новым… из лыж! Что им зря валяться в амбаре?

Сказано- сделано. Вкопали новые столбы с поперечинами, набили из поперечины лыжи(острыми, как клинки, как сабли, концами вверх), покрасили в ярь- медянку и стали они верой и правдой служить мирному городу- охранять сад от нахальных коз. Ограда эта уцелела от пожара и сменили её лишь в середине тридцатых годов, когда строили в саду стадион. Хотя лыжи имеют самое непосредственное отношение к спорту, они, видимо, показались чересчур скромными рядом с новеньким стадионом. Да, наверно, они в самом деле состарились, отжили свой век, если помнят о них теперь двое- трое котельничан: скажем, я и землемер Олег Фёдорович Захаров, который всю жизнь живёт рядом с этим городским садом, да врач Николай Николаевич Карлов, который хотя и родился в Петрограде, но с восьми лет укоренился в Котельниче и любит его не меньше, если не больше, чем я… С ним мы и колесили на лыжах по заречным лесам.

Брёвна.

«Где Лёня?»- «Лёня на бревнах…»- «Я пошёл на бревна…»- «Мы с Володей будем на бревах…»- «Какое самое лучшее место у нас во дворе?»- «Какой может быть разговор- конечно, бревна!..»

Что же такое б р е в н а? Откуда они взялись? Как выглядят? Почему в их «сфере» возможны и действия, то есть самые разнообразные игры, и чтение, и раздумье, и чистое созерцательство и многое-многое другое?

Я уже говорил, что старый дом тети Ани постепенно ломали. То, что помельче и что успело подгнить, шло на дрова,а то, что покрупнее, покрепче, складывали в дальнем от нашего флигеля углу. Так получилась складница в полтора взрослых роста, вровень с забором, отделявшим её от улицы. Она состояла из самых разнообразных бревен, балок, половых досок дверных косяков, и была накрыта старыми отслужившими дверьми. Мы, мальчишки, легко преодолевали с улицы дощатый забор: нащупывали в нем пальцами босых ног горизонтальные щели, а затем на верхнюю доску забора руками и перекидывали правую или левую ногу, а затем и всего себя на заветную площадку из бревен. Так попадали мы на неё, чтобы не идти нормальным путем, в калитку у ворот, через двор- так было интереснее, чем привычно подниматься наверх как по лестнице, по ступенчато сложенным бревнам же со стороны двора.

Эта лестница была рассчитана на взрослых: зимой они вместе с нами, детьми, катались на санках, на лубках, на рогожах с ледяной горы, которую отец устроил из наклонно положенных длинных половых досок. Горку ограждали с боков такие же доски, и, как только начинались морозы, папа заливал её водой, которую терпеливо носил вёдрами из колодца, отстоявшего саженей на сорок от бревен. А ведь надо было залить и дорожку, по которой, скатившись с горки, катились как можно дальше… Так или иначе, все это устройство являлось довольно хлопотным предприятием. Правда, когда бревен во дворе еще не было, все равно, к масленице сооружалась большая гора из снега, тоже поливалась водой, за одну морозную ночь становилась ледяной горой, и с неё наша молодая семья- папа, мама, тетя Саника и я, тогда совсем маленький- с увлечением катались.(Порой даже вечером, в темноте, что прибавляло веселья.)Приходили кататься и наши знакомые, родственники, разумеется, кто помоложе; исключение составляла сама хозяйка двора, дома и огорода: несмотря на свой бойкий, живой характер, тетя Аня почему-то избегала кататься.

Бревна на нашем воре были настолько обжитым местом, что представлялись мне раньше и представляются нынче, в памяти, как нечто живое, почти одушевленное и одухотворенное На них было столько прожито, пережито, прочувствовано, прочитано( например- (весь Вальтер Скотт,- Диккенса я любил читать почему-то дома, зимой) и так хорошо мечталось; с их высоты можно было наблюдать и жизнь улицы, и встречать взглядом и приветственным возгласом папу, идущего домой со службы или с рыбалки и просто глядеть в небо. Чувствуя себя не на два- три метра ближе к нему, а на много световых лет.

Но существовали и другие бревна- считанные месяцы назад они еще жили, росли цвели, зеленели, словом, были деревьями, а к деревьям я всегда относился как к родным братьям. Сотни и тысячи их зимой спилили, свалили, срубили с них ветви, ранней весной спустили на воду и в виде плотов отправили вниз по реке. Подле нашего города поты эти остановились «стали на якорь», и это был их последний речной приют. В жаркие летние месяцы вода из-под них уходила, плоты постепенно оказывались лежащими на песке; до сени их успеют разобрать снова на отдельные бревна и увезут по железным дорогам в разные стороны, в дальние сухопутные города, или распилят на доски на местной лесопилке.