Иоасаф Любич-Кошуров - Век драконов

Тем временем большинство рабочих на холме продолжали свой тяжелый и непонятный для наших путников труд. Те из них, которые, по-видимому, только давали приказания и руководили работами, подошли к четырем пришельцам.

По красивой осанке, но уверенному виду, по украшениям волос и ожерельям, наконец, по начальническим жезлам, Старейший сразу признал в незнакомцах вождей племени и протянул к ним руки с дарами.

Вожди милостиво улыбнулись, не теряя, однако, своего достоинства, и между стариком и этими предводителями собирателей голышей и галек начался длинный разговор при помощи знаков.

Старейший выразил желание, как от себя, так и от своих спутников, найти в жилищах людей этого племени радушный прием, какой подобает их достоинству и знаниям. Взамен они обещают разделить с ними их труды и охоты, словом, все занятия, и употребить все свои силы и опытность на помощь гостеприимным хозяевам. Он выразил также надежду быть принятыми со временем в число членов великой новой семьи, которую они, к своему счастью, встретили после длинного путешествия, сопряженного со столькими приключениями и лишениями.

Когда просьба была высказана и понята, вожди смерили взглядом Геля, Рюга и Крака. Наружность этих смелых и отважных мальчиков, по-видимому, произвела на них приятное впечатление. Им нужны были сильные и смышленые работники, чтобы закончить громадный труд, предпринятый ими недавно на берегу этого озера. И они согласились на просьбу Старейшего.

Гель, Рюг и Крак почтительно склонились перед ними и тотчас же принялись весело собирать гравий и гальку, не ведая еще пока, зачем и для чего они это делают, однако с не меньшей готовностью и ловкостью, чем остальные.

Что касается Старейшего, в котором вожди признали человека, равного себе по положению, то он сел рядом с предводителями и выпил одновременно с ними, в знак союза, речную воду, поданную ему в большой раковине.

Между тем, пироги [8] Пирога — длинная лодка, выдолбленная из целого дерева. нагрузились доверху. Все сели в лодки, а путешественники опять заняли места на плоту и тоже поплыли вслед.

Вскоре они подплыли к месту, где река впадала в озеро Величина и прелесть озера вызвали восторг Старейшего и мальчиков. Они приветствовали его криками восторженного удивления.

Но потом с не меньшим удивлением и восхищением любовались они одной из сторон озера. Там, на довольно большом расстоянии от берега, виднелось множество хижин, крытых тростником и обмазанных глиной. Хижины были выстроены на обширном помосте из древесных стволов, которые лежали на других таких же стволах, погруженных вертикально в воду. Эти сваи поднимались на несколько футов над поверхностью озера.

Вода была так прозрачна, что наши путники могли видеть у подножия каждой сваи, на дне озера, громадные кучи галек и гравия.

Тут только они поняли, зачем добывались камни на холме и перевозились сюда.

Вертикальные стволы деревьев, грубо обтесанные каменными топорами, не могли глубоко войти в каменистую почву озера, а тогда еще никто не знал о «бабах», которыми теперь забивают сваи.

Для того, чтобы прочнее укрепить эти сваи в том отвесном положении, в каком их ставили искусные водолазы, им помогали работники в лодках, насыпая у подножия свай громадные кучи камней.

Это были водяные поселки, удивительные жилища людей-бобров с постоянно развивающимся умом. Многочисленные остатки таких жилищ существуют и по сие время. Они были недавно найдены в озерах Швейцарии и других европейских стран и получили теперь в науке название «озерных жилищ» или, вернее, «свайных построек».

С изумлением Старейший и трое юношей смотрели на дома на воде, где им было дозволено жить отныне.

— В этих тростниковых пещерах, — сказал Рюг, — можно отдыхать спокойно. Здесь, кроме нападения птиц, змей да пожаров, и бояться-то нечего. А нападения диких зверей только забавны.

Гель и Крак думали то же самое.

Только Крак, хоть и радовался, что, наконец, попал в прекрасную страну, к окружавшим его суровым, но гостеприимным людям, в глубине своего честного и верного маленького сердечка думал о том, как отрадно было бы увидеть теперь на плотах, где стояли хижины этой неведомой деревни, строгое лицо матери и веселые гримаски сестер, Маб и Он.

Что-то они делали теперь? Уж не забыли ли они его?