Александр Бармин - Уральские рудознатцы

— Зачем лук? Я бы ружье имел самое лучшее.

— A-а!.. Да пороху боченок, да свинцу десяток пудов, да избу-пятистеночку, работника… Таким вогулом кто бы не захотел быть! Многие бы вогульством занялись.

Мосолов откровенно издевался над шихтмейстером.

На другое утро по росе Ярцов отправился в обратный путь. В проводники ему Мосолов где-то раздобыл молодого манси, который по-русски не знал ни слова.

Набравшись опыта, Ярцов в дорогу, нарядился крепко. Голову и шею замотал плащом, на лицо платок свесил. На руки надел толстые чулки, заправив их глубоко в рукава. Ни комар, ни овод не прокусит. Править лошадью не надо: благо, манси вел ее в поводу. Ярцов ухитрился даже не раз засыпать в седле.

Без приключений прошла вся долга дорога до Тагила. Только однажды, еще в лесах перед Выей, попалась им непонятная находка. Проводник вдруг бросил повод, нагнулся и поднял из травы берестовую коробочку. Подал Ярцову.

— Мосоловская маточка! — удивился тот. — Не может быть! Как она сюда попала?

Припомнил, где видел ее в последний раз. Да в зимовье Ватина. Значит, у приказчика она должна быть и теперь. Совсем непонятно. Может, другая, только похожая? Да нет, узор на крышке запомнился хорошо и вот эта царапина.

Проводник исползал всю еланку, искал следы. Долго объяснял что-то по-своему Ярцову и совал пучок травы, испачканный красным. Тот только понял: «рюс-ойка» — это слов о часто повторялось.

Наконец, надоело гадать.

— Поехали! Ужо приедет Мосолов, объяснит.

В Тагиле остановился у приказчика Кошкина. Грубый и неразговорчивый человек был Кошкин. Нелюбви своей к татищевским чиновникам не скрывал и не хотел скрывать. На Чусовой при сплаве судов-коломенок Кошкин не раз устраивал настоящие бои с казенными караванами. Однажды по его приказанию были биты батожьем двое вольных крестьян, уведенных из казенного каравана. Их били перед приказчиком, а он приговаривал: «Не наймовайся вперед на государевы коломенки, плавай на демидовских!» Это он придумал и пустил в народ крылатые слова: «От Демидова выдачи не бывает». Уличенный в приеме беглых на работу, Кошкин сказал старшему конвойному: «Если и сам Татищев к нам работать придет, и его примем, и ему работа найдется».

Шихтмейстеру однако дал и ночлег в своем доме и ужин.

Когда на другой день Ярцов попросил лошадей, чтобы продолжать путь, Кошкин отрезал:

— Нет лошадей! Подождать придется до завтрева.

И разговаривать больше не стал, ушел. Явная ложь! Чтобы на тагильском заводе не нашлось пары свободных лошадей! Но делать было нечего — нанять негде.

Ярцов бродил по плотине, по берегу широко разлившегося заводского пруда. Высокие домны стояли в огненных шапках, даже днем огонь виден. Тяжко стучали молоты, обжимая крицы. Туча остро пахнущего дыма разливалась в безветрии между гор.

Забрел случайно на конский двор. В стойлах увидел не один десяток свободных лошадей.

— Лошадь вам? — подшел к нему хромоногий конюх. — А бирочка есть?

— Какая бирочка?

— Кожаная, вот такая. — Конюх показал на стену конюшни. В деревянном ящике аккуратными рядами висели небольшие прямоугольники из толстой кожи.

— Я пока хочу только посмотреть своего коня, — догадался соврать Ярцов.

— Это какой же ваш?

— Голубой мерин. Я вчера на нем с Баранчи приехал.

— А, Голубенька! Стоит. Его, значит, опять возьмете? Только бирочку не забудьте. Не приказано без бирочки отпускать.

Ярцов вернулся в дом приказчика. Он был разозлен и хотел накинуться на Кошкина с бранью. Но приказчика дома не было, весь дом пуст. Злоба прошла, осталась тоска и вялость. Ярцов лег на кровать, не снимая пыльных ботфорт.

За дверью послышались громкие голоса. Кошкин спрашивал жену:

— Где балобан тот, строка приказная?

— На плотину ушел. «Это я балобан! — понял Ярцов. Я — строка приказная! Ах ты, смерд демидовский!» — Обед прикажи стряпке получше сделать. На три дня велел его Прохор Ильич задержать. Что я — привяжу его, что ли, тут? Три дня! — когда ему, свинье грязной, часу не сидится. «Меня задержать, зачем?» — Ярцов спустил ботфорты с кровати, сел. Окно открыто прямо на улицу. Ярцов схватил с гвоздя свою сумку, накинул на руку плащ. На носках подошел к окну, оглянулся и вылез наружу. Почти бегом примчался на конный двор.

— Седлай Голубеньку! — крикнул конюху.

Бирочку позвольте.

— Сейчас принесут. Мне торопно, седлай пока.

Конюх вывел мерина и заседлал. Будто пробуя подпругу, Ярцов повернул коня так, чтобы он оказался между ним и конюхом. Забрал повод, сунул ботфорт в стремя и вскочил в седло.