Валентин Иванов - Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет

— Возьму, — шепнул брат брату.

Вслед за Доброгой и Одинцом другие совершали священный и чтимый обряд побратимства. И парами, как Доброга с Одинцом, и по четверо вытягивали наперекрест руки над общей ямкой. Ватага слеплялась братской кровью и скреплялась торжественной клятвой.

Ямку засыпали и обратно уложили дерн. Сверху полили сладкой водой, чтобы поскорее срослись травяные корешки, кругом поставили оградку из живых ивовых черенков.

Оводы, пауты, слепни и хищная строка нестерпимо резали звериную шкуру. Мошка-гнус жгла губы, глаза и нежное вымя оленух. От муки мученической олени забежали в реки, и речные воды охладели. Поднялись толстые ночные и знобкие утренние туманы. Мошка ослабела, комар отяжелел, спрятались слепни-оводы. День укоротился.

Окрепли свечи на сосновых ветках, хвоя потемнела. На Черный лес нашла Дрема. Лесная птица молча кормилась на зрелых богатых ягодниках. Птенцы заматерели, равняются со старыми. Озерная и морская птица оторвалась от гнездовий, рыскала повсюду, жировала и сбивалась в стаи. Волчьи выводки учились выть вечерними зорями.

С Ваги, до Доброгиной заимки, с вестями от братьев-повольников прибежала расшива:

«На новом огнище не пропали хлебные семена. Из трубки выкинули сильный колос и сильно наливают зерно. Быть урожаю, а нам быть с хлебушком».

«Те товарищи, кто ходил вверх по реке от заимки, вернулись живы и здоровы. Они добрались до истока реки. Там, в озерах и болотах, среди сильных бобровых гонов, зачинается река. Там живет дикая весь. Весины с повольниками драться не дрались, но и дружбу не завязали. Повольники не стали ломать весинов и спустились назад по реке, а на реке весинов нет. Идя обратно, на хороших местах ставили избушки для охотничьих зимовок. Пушного зверя много».

«По зимнему первопутку пошлют в Город обоз. С ним приказчик боярина Ставра повезет все, что дадут в счет долга. Обозу накажут вернуться назад до весны».

Вестники привезли гостинец — сладкого лесного темного меда в липовых долбленках.

Ватажники поспешили собрать все пушные меха, которые выменяли у биарминов и сами добыли. И скорее погнали назад посыльные расшивы с тремя строгими наказами:

«Чтобы обозные в Новгороде повестили весь народ: шли бы охочие люди на новые богатые земли, на свободные широкие реки. Шли бы смело люди всякого рода и племени, кто живет дедовским обычаем и по Новгородской Правде».

«Зимнему обозу привезти побольше железа. Железо брать сырое, в крицах, а не в изделиях. Все нужное из железа сделаем сами».

«Самим же посыльным вместе с расшивами на Доброгиной заимке не застревать, а возвращаться поскорее, чтобы не попасть в ледостав. И здесь богатые ловли, и здесь не хватает рук».

Вверх по Двине пошли обе расшивы, высоко груженные пышным «мягким золотом». Они повезли еще один груз, самый дорогой, хотя гребцам не прибавилось работы: поясные поклоны друзьям-товарищам, а родным — земно-любовные.

Поминая Радока, плакали Заренка и Сувор. Еще горше Заренка плакала, вымаливая теплое родительское прощение девичьего самовольства. А вытерев слезы, она просила передать отцу и матери, что их дочь счастлива с нечаянным и негаданным мужем, с ватажным старостой Доброгой, и не желает себе никакого иного счастья…

И Доброга не желает другого счастья. Если бы человек мог заставить реки течь назад и сумел сам жить сначала, Доброга своей волей выбрал бы и повольничью жизнь и Заренку. Но в его сердце нет легкой радости.

Где только не кропили храбрые новгородские охотники-повольники густой алой кровушкой лесные мхи и речные пески! Ничуть не страшно ложиться для вечного сна, но горько, мучительно-тягостно расставаться с любимой. И Доброга борол свою болезнь, как никогда не борол никакого недруга.

Тшудд, отец Суворовой жены Бэвы, заметил, что хиреет его сердечный друг Доброга, и призвал на помощь биарминовских колдунов-кудесников. Вскоре под вечер на большой кожаной лодье приехало сразу четверо.

Первый, самый молодой, молча два раза обежал пустое место на берегу Двины перед острожком и ватажником.

Другой вылез на берег и вместе с первым три раза то же место окружил ногами. Высадился третий, старый. Они проделали втроем тот же обряд, но не бежали, а шли шагом. И на ходу они носами шумно вынюхивали Зло и отпугивали его руками.

Покончив со своим делом, три колдуна вытащили из лодьи четвертого, старого старика, ветхого старца. У него было сухое тело, на плечах еле держалась большая, как котел, голова с голым черепом. От старости на бороде росло считанных три волоса. Колдуны подтащили старца к острожку под руки, всех повольников поставили ниткой и велели не сходить с места, а Доброго приказали идти за собой.