Альгирдас Поцюс - Заложники

— Кто тут будет председатель? — спросил гость вкрадчиво-вежливым голосом, а сам не сводил взгляда с молодого Руткуса.

— В чем дело? — спокойно спросил сидящий за столом.

Старики молча смотрели на парня в зеленой рубахе, еще не понимая, куда он клонит.

— Мне нужен новый председатель Совета!

— Я председатель, — сказал Руткус.

Мужчина вскинул винтовку.

— За усердную службу коммунистам ты приговорен к смерти!

И не успел еще никто толком разобраться, что к чему, как грохнул выстрел. Запахло порохом. У всех заложило уши, и мельник скорее по запаху, чем по звуку, догадался, что выстрелило ружье.

Придя в себя, старик Руткус бросил взгляд на стол и увидел поникшую голову сына и кроваво-алые чернила, которые расплывались на белых бумагах под его руками.

— Душегуб! — истошным голосом крикнул старик и, вскочив, вцепился в винтовку стрелявшего.

Тот хотел было пуститься наутек и одной рукой уже ухватился за ручку двери. От рывка дверь распахнулась, но парень не мог убежать, потому что Руткус вырывал у него из рук ружье. И откуда только у него сила взялась! Жилистые руки старика железными клещами вцепились в оружие, он вырывал его с такой яростью, что молодой сразу же взмок. Стиснув зубы, тяжело сопя, взвизгивая и постанывая, они кружились по комнате, будто связанные одной веревкой. В какой-то миг старик нечаянно задел за стул и споткнулся, но вовремя успел выпрямиться. Впившись глазами в перекошенное лицо убийцы, в его обнажившиеся до самых десен белые зубы, Руткус боролся с бешеной яростью. Он не думал о своей жизни, а хотел лишь расквитаться за бессмысленную и жестокую гибель сына. Что и говорить, он был гораздо старше этого парня в зеленой рубахе, да и силенок у него было поменьше, зато немногие могли сравниться с ним в выносливости. И неудивительно — ведь весь свой век с утра до ночи все за плугом, да вилы из рук не выпускаешь, вот и дубенеют мускулы так, что и псу их не прокусить.

В какой-то миг молодой почувствовал, что перевес на его стороне, нужно только поднатужиться чуть-чуть — и старик сдастся. Вот Руткус замешкался немного, ноги его стали заплетаться, из груди, как из кузнечных мехов, с хрипом вырывался воздух. Еще немного и…

Но именно это последнее, решающее усилие он и не мог сделать. Парню мешали взгляды двух стариков, в молчаливом ужасе забившихся по углам. Стукнет кто-нибудь из них тебя по затылку — и крышка. И в любой момент могут заявиться люди, чего доброго, еще и из города. Эти мысли сковывали молодого, заставляли вздрагивать от любого постороннего звука.

Почтальон вначале решил уносить ноги, пока цел, но потом у него мелькнула мысль, что на улице скорее всего торчат дружки этого парня и они запросто подстрелят его на бегу, как зайца. Лучше уж пересидеть в уголке и подождать, что будет дальше. Жалко старого Руткуса, хороший он человек, зла ни на кого не держит, добрый сосед. Надо бы ему пособить. Навались они вдвоем, этому, в зеленой рубахе, против них не устоять. А потом что? Наступит ночь, и те, из лесу, перестреляют их, как рябчиков. Он словно уже видел свою старуху и ребятишек на осклизлом от крови полу. «Нет, не след мне соваться в это дело. С божьей помощью Руткус и сам справится».

Остался сидеть на месте и мельник Друктянис, который лишь отодвинулся со своим стулом поближе к стене. Он наблюдал за поединком невозмутимо, будто перед ним просто решили помериться силой двое мужчин. Уж он-то никогда не вступится за старика Руткуса, ненавистны ему те, кто благоволит красным. Если все они скапутятся, как знать, может, и станет Друктянис снова хозяином своей мельницы. Однако ж не стоит подсоблять и тому, в зеленой рубашке. Вон как уставился из угла почтальон, небось в штаны напустил со страху. Да и из деревенских кто-нибудь ненароком заглянуть может. Донесет властям — и ищи тогда мельницу где-нибудь за Енисеем. «Спешить мне некуда, посижу тут да погляжу, чем дело кончится», — думал он.

Двери были распахнуты настежь. За ними виднелись освещенная летним солнцем трава во дворе и угол покосившегося забора. Парень подумал, что во дворе, пожалуй, драться было бы сподручнее, глядишь, и вырвал бы у старика винтовку — да в лес. А вернешься без ружья — позору перед своими не оберешься. Ему и в голову не могло прийти, что этот немощный старикан вытворит такое. Перун, посылая его на первое задание, тоже не мог предвидеть подобного. Сказал, что это будет всего-навсего невинная прогулка.

Ухватившись за ствол винтовки, молодой поволок старика к дверям. Тот поначалу упирался, но затем обмяк. Ему тоже показалось, что во дворе будет полегче. Ведь когда под ногами земля, всегда чувствуешь себя увереннее.