Владимир Семенов - Кремлевские тайны

Как будто стачечники знали о любви Ленина к котиному племени.

Мертвый кот славил мертвого вождя.

Коты привыкают к месту, а собаки к хозяину. Поэтому странно читать о том, что у Василия Сталина жила овчарка Геринга. Немецкие овчарки выбирают себе вожака (хозяина) в щенячьем возрасте и остаются верны…

Значит, собака, принадлежавшая сыну Сталина, была по сути верна своему настоящему хозяину — Герману Герингу, инициатору создания гестапо и немецких концлагерей, приговоренному на Нюрнбергском процессе к смертной казни и покончившему жизнь самоубийством.

Овчарка Геринга была неправдоподобных размеров, ее звали Бен.

Бена привезли из Германии в качестве трофея и подарили Иосифу Виссарионовичу. Пес должен был поменять хозяина, лечь у ног Сталина как еще один символ поверженной Германии. Но Сталину было некогда возиться с псом, он «передарил» его сыну.

А Гитлер свою суку отравил вместе с четырьмя щенками, Евой Браун и самим собой. До последнего дня они были рядом со своим хозяином. Об этом упоминает Герхард Больт, ротмистр немецкой армии, служивший в имперской канцелярии, в книге «Последние дни Гитлера.»

«Бернд рассказывает мне, кто окружает нас здесь, в бомбоубежище.

— Кроме Гитлера и его личной охраны, — говорит он, — здесь и обергруппенфюрер д-р Бранд, и овчарка Гитлера со своими четырьмя щенками. Увидишь ее, будь осторожен: она очень злая. На другом конце убежища, в сторону улицы Германа Геринга, живет Геббельс с женой и детьми.

Кроме того, в убежище живут личные секретарши Гитлера и несколько связисток. В общей сложности, здесь находятся также внизу около 600–700 эсэсовцев, включая охрану, ординарцев, канцеляристов и прислугу».

Если бы сука Гитлера осталась жива, ее, видимо, подарили бы Сталину вместо Бена. А четырех щенков поделили между самыми верными и преданными диктатору соратниками.

Гигантомания — старая российская имперская традиция. Вспомните: Царь-Пушка, Царь-Колокол, гора резиновых калош на Всемирной выставке в Париже (когда больше нечего было показать). Традиционная гигантомания была подхвачена большевиками и проявилась даже в собаководстве.

Была выведена новая порода — восточно-европейская овчарка. «Восточники» отличались от немецких овчарок своей массивностью, тяжестью, широкой грудью, прямой спиной, крупными лапами и высотой.

Если немецкие овчарки были высотой 60–65 сантиметров в холке, то восточно-европейские доходили до 78 сантиметров.

Это были настоящие гиганты. Их основная функция заключалась в охране советских границ и, конечно, лагерей.

Судьбе собак-охранников в послесталинское время посвящена повесть Георгия Владимова «Верный Руслан».

«В их голосах слышался изрядной толщины металл.

Были эти собаки почти одного окраса: с черным ремнем на спине, делившим широкий лоб надвое, отчего казался он угрюмым, короткость ушей и морды еще добавляла свирепости; стальной цвет боков постепенно менялся — от сизо-вороненого к ржавчине, к апельсинно-оранжевому калению, а на животе вислая шерсть отливала оттенком, который хотелось назвать «цвет зари».

Светился зарею пушистый воротник на горле, тяжелое полукольцо хвоста и крупные мускулистые лапы.

Звери были красивы, были достойны, чтобы ими любовались не издали…

В самом поселке их появление вызвало поначалу тревогу.

Слишком уж рьяно прочесывали они улицы, проносясь по ним аллюром с вываленными из разверстых пастей лиловыми, дымящимися языками. Однако ни разу они никого не тронули.

А вскоре увидели, как они собираются словно бы для каких-то своих совещаний, часто оглядываясь через плечо и не допуская в свой круг посторонних. Своя была у них жизнь, а в чужую они не вторгались.

Не замечали детей и женщин, подчас ненароком задевая их на бегу — и удивляясь передвижению в пространстве странного предмета. Привлекали их внимание одни мужчины, и тут избрали они себе наконец определенное занятие — сопровождать мужчин в разнообразных хождениях: в гости, в магазин или на работу.

Завидев прохожего и установив еще за квартал его принадлежность к сильному полу, та или иная отделялась от стаи и пристраивалась к нему — чуть поотдаль и позади.

Проводив до места, возвращались, ничего себе не выпросив. Когда же ей что-нибудь бросали съестного, собака рычала и отворачивалась, глотая судорожно слюну.

Никто не знал, чем они живы, в эту свою заботу они тоже никого не посвящали. Было от них, правда, единственное беспокойство: они не любили, когда собиралось вместе более трех мужчин.