Мне кажется, что все уголовники — актеры. Любой из них паясничает, одним словом, работает на публику».
«26 мая 1941 года.
Та самая девчонка, которую я от угона спас, прислала письмо. Удивился, конечно.
Разве у нас дадут прочитать письмо, если даже оно от девчонки.
Сообщили, что в моем корпусе кого-то бьют. Пропади все пропадом! Бегу, конечно, вслед за дневальным».
«27 мая 1941 года.
Вдруг сообщают: тебя, Рашит, какая-то девчонка вызывает. Кто же приперся в такое ненастье?
Бегу, конечно.
В проходной никого. А вот за главными воротами в самом деле стоит фигура. Поначалу я не узнал ее. Только тогда, когда она заговорила, признал. Передо мной стояла та самая девчонка, которую я тогда на дороге спасал.
Тогда на телеге я не успел ее разглядеть, не до того было! Сейчас смотрю — ничего.
— Я еле разыскала тебя, — сказала она.
Тут я очнулся и пригласил ее:
— Чего тут под дождем стоим. Пойдем в будку.
На будку она не согласилась. Наверное, меня опасалась. Остались стоять возле главных ворот.
Сперва нам не о чем было говорить. Мы ведь такие чужие друг для друга! Ну что ж из того, что я ее спасал? Это ничего не значит в наше время.
— Те парни еще раз за мной приезжали, — вздохнула она. — Спасибо председателю сельского Совета, он случайно оказался на улице, когда меня пытались укутать тулупом.
— Чего они к тебе прилепились?
— Такая я уж невезучая.
Но что я могу сделать, коли сам вот тут взаперти сижу? Неужто этого не понимает?
И она, конечно, виновата постольку, поскольку симпатичная. И виноват, между прочим, старый-престарый обычай, который позволял умыкнуть приглянувшихся невест. А мне от этого не легче.
Неожиданно она сказала:
— Я понимаю, что из-за меня тут, в заточении, находишься. А чем я могу помочь? Может быть, куда написать письмо?
С этим и ушла. Она забыла назвать свое имя, а я забыл спросить. Не о том же думаешь, когда вот так внезапно встречаешься с девчонкой возле главных ворот».
«Вот бы таким манером работали все отделы кадров, — подумала Ольга Васильевна, невольно залюбовавшись тем, с каким усердием ребята подбирали помощника воспитателя. А такая должность стала просто необходимой, так как отряд разросся.
Наконец, остановились на кандидатуре Александра Матросова.
— Разве что с ним только хлопот наживешь, — буркнул Сивый. — За ним самим, стало быть, надо глядеть в оба.
И он вспомнил все проделки Матросова в цехе.
«Один против», — решила Ольга Васильевна.
— Что с него возьмешь? — спросил Богомолов. — Всего пуще любит он — ужин на сон.
Два «против».
— А что, забыли, как работал он на севе? — заступился Рашит.
«Наконец, первый «за», — отметила про себя Ольга Васильевна.
Так она и сидела среди них, прислушиваясь к горячему и страстному спору. Бедняжке Саше все кости перемыли. Ничего не забыли и не простили. «За», «против», «против», «против».
— Неряха, — говорил один.
— Женщин не уважает, — утверждал второй.
— Как не уважает? — удивилась Ольга Васильевна.
— Я сам слышал, как он говорил: воспитателем должен быть мужчина... Это — не женский труд.
— Допустим, это еще не говорит о том, что он вообще не уважает женщин.
— Он сам все может учинить.
— Ему все трын-трава.
— Все это так, — проговорил Рашит. — Но кто сунул кулаком по скуле Рыжего, когда тот пытался сманить ребят на побег? Тот же Матросов! Кто лучше всех географию знает? Не он ли?
— Все же он — тертый калач, — недовольно говорил Сивый. По всему видно, он против.
— В последнее время международным положением очень интересуется, — вспомнил вдруг Богомолов. — Все спрашивал про судетских немцев и про то, куда подевался австрийский президент...
«Мы не просто подбираем помощника воспитателя, — думала Ольга Васильевна. — Мы еще проходим урок мудрости...»
— Он стал якшаться с Рыжим, — сказал Сивый. — И это мне не нравится. Рыжий сухим из воды выйдет. Весь свет вокруг пальца обведет. Покуда рано Сашку выдвигать.
— Еще неизвестно, кто на кого больше влияет, — дал отповедь Рашит. — Может, Саша хочет на него оказать влияние? По-моему, стоит рискнуть...
«Ему все-таки нельзя служить в отделе кадров, — сказала про себя Ольга Васильевна. — Душа нараспашку! Нельзя быть таким добреньким божьим посредником. И Сивого, пожалуй, нельзя... Видит одно плохое в человеке. А в целом здорово хорошо: «за» и «против», «за» и «против»...
Выслушав всех, она проговорила:
— Рискнем. То, что якшается с Рыжим, — надо проверить: что это за дружба? То, что не стрижет ногти — научим. Кто-то тут говорил, Матросов, мол, не уважает женщин. Это придет. Давайте мы вспомним только одно, каким он к нам пришел и каким стал за это короткое время. Он — любознательный. У него я чувствую желание стать лучше. Теперь он будет под рукой, на виду. И кроме того, мы оказываем ему доверие. Разве это так мало для человека?
Читать дальше