Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 8

Но тут, понятное дело, объявились наследники: двоюродные племянники, бывшие зятья и дядья — и, чуя наживу, давай наезжать к дремучим старикам на шашлыки. Раскинут поляну, водрузят мангал, вынут из багажника ведро замаринованной баранинки — и пошла-поехала гульба. Деда Васю и бабу Шуру то ласками, то сказками за стол затащат, нальют по стакану. Да не по одному.

Вот так однажды вечером накачали Василь Петровича, а он взял да и не проснулся под утро. Помер.

И так случилось, что веселые шашлыки обернулись поминками.

Раньше, бывало, на помин души в деревне подавали блины, кутью и кисель. А нынче-то стыдоба таким угощением отделываться. Ну и, как с погоста все вернулись, стол во дворе уже ломился: студень, колбаска, салаты, жаркое и водки ящик.

Баба Шура, казалось, не шибко-то и горевала. Вон родни-то сколько собралось невесть откуда. Помогут, поди, выжить. С огородом управятся, если что.

Восседала она за поминальным столом важная, торжественная, иногда вздыхала притворно: «Эх, мой-то сейчас где? Небось, в Могилевской губернии горшки обжигает! А куда деваться, если карачун пришел!»

Я рядом сидела, так она меня все теребила за рукав, радовалась достатку: «Глянь, холодцу-то сколь наварили! Ты мне положь кусочка два. Я шибко студень-то люблю! Ну, и мясца добавь. С салатиком! Да плесни еще рюмашку. Помянем деда Васю. Поди ж ты, семьдесят с лишним годов мы с ним в любви и согласии прожили».

А тут, как полагается на торжестве, самозваный тамада выискался, Валерка Миляев из соседней избы. Встал во весь рост с полным стаканом и к бабе Шуре с воззванием:

— Хозяйка, твоя очередь… Скажи чего-нето доброго про Василь Петровича…

Баба Шура поджала губы, скособочила трагическую мину, пустила невесть откуда взявшуюся слезу и затянула:

— О-ой, надёжа ты моя, законный муж! О-о-ой да ты куда ж пошел на житье на вековечное! На базар, али на ярманку-у-у!.. Отколь ни выходу, ни выезду-у-у!.. О-о-й, накажи, как мне теперя жить-то? Научи ты меня, как теперя дом-то домить! О-о-ой, да куда ж ты в гости посулился!.. Куда ни глянь, нигде тебя нетутка-а-а!..

Отголосив, баба Шура смахнула скудную слезу, и толкнула меня в бок:

— А вот того салатика-то я ищо не пробовала. Как он, слышь, называется? Греческий, што ли?

Не сдержалась я тут и выпалила:

— Античный, баба Шура. Анти-ичный!

— Во! Анти-тичного положь… И студня добавь. Как я студень-то люблю!.. Запомнить бы салат-то… Анти-тичный!

— Античный, баба Шура! Ты чего выла-то так неистово?

— А так положено!

Когда ты…

Иду по деревенской улице. На дворе — май, черемуха цветет. Вдруг у буйновского дома с треском распахивается калитка — и оттуда стремглав вылетает орава перепуганных кошек.

— Кыш, собаки! — слышу голос хозяина.

— Валер, ты за что их так… собаками-то?

— Да надоели они мне, свиньи! Повадились! Жрать просят… Это Клавка-соседка расплодила их, проституток!

Кошек Валера не любит. И не жалеет. Вот есть у него любимый пес Мэр. И всё. Ему и бульончик с капусткой, и сахарная косточка. А эти!..

— Урыл бы все бабье поголовье! — негодует он, запирая ворота.

— За что? — протестую я. — Чем бабы виноваты? Они тебе жизнь дали!

— Ага! Жизнь дали, а потом жить не давали!

Уже много лет Валера после развода — в одиночестве. Уехал из города, построил себе избу, купил катер, завел трактор, занимается перевозками через Волгу, ремонтирует технику, пашет людям огороды… И всегда — в достатке.

Жена его бывшая, Фаинка, осталась в Конакове. Когда в перестройку в стране была заваруха, они взглядами не совпали. Фаинка к демократам прибилась, а Валерка — к анархистам. Другого мужика Фая не нашла, хотя в городе она фигура яркая: клубом заведует и депутат районный.

— Ударница, блин! — не то восхищается, не то негодует по случаю ее карьеры отставной муж.

— Валер, а как же ваша любовь?

— Любовь-морковь, — передразнивает Буйнов. — Потрясение одно, а не любовь!

— А как же… секс? — бесцеремонно спрашиваю я.

— Секс, моя дорогая, это когда — ты!.. — терпеливо объясняет Валера. — А когда — тебя, это уже не секс!

Вот и съела на свою голову…

Когда Валерка решил распрощаться с городской жизнью и бобылем обосноваться на селе, Фаинка ему бросила вслед:

— Ну и крутись там, в своем навозе! Халупа деревенская для тебя главнее. Не семья. А я в твоей жизни вторую скрипку играть не намерена!

— А с чего ты взяла, что ты вторая скрипка? — орал разъяренный Валерий. — Радуйся, что вообще взял в свой оркестр. Барабанщицей, блин!