Аммиан Марцеллин - Падение Рима

— Ты пришла, сестра, чтобы я поздравил тебя с титулом? — спросил брат.

— Если хочешь, поздравь... Но вижу, вы хорошо забавляетесь.

— Да, хорошо, — подтвердил слабоумный Валентиниан.

— Ты не видел Октавиана?

— Смотрителя и утешителя?.. Нет, не видел.

— Почему же утешителя? — При этом Гонория быстро отметила про себя, что так Евгения назвала недавно и Плацидия.

— А его так все во дворце зовут. Ведь он не только твой утешитель...

— Чей же ещё?

— А этого тебе говорить не велено.

Кровь жарко ударила в виски Гонории, и молодая Августа в гневе махнула рукой по мыльному пузырю, который выдувала служанка, и почти выбежала из покоев императора.

«Значит, есть основание верить слухам, о которых говорила Джамна и которые доходили до меня, но всякий раз я гнала их от себя прочь... Значит, Евгений принадлежит не только мне... Ну, погоди... смотритель!»

Для Джамны светлыми днями были дни, проведённые в Александрии в доме Ульпиана, после того, как Антоний выкупил её из рабства. Раз в неделю они смотрели на городской площади потешные представления. Наиболее интересные давали заезжие канатоходцы: они обладали каким-то особым бесстрашием и легко бегали на большой высоте по канату, скрученному из воловьих жил и протянутому между столбами. Иногда, глядя на канатоходцев, кружилась голова... Но Джамна любила смотреть на них, и сладостно щемило сердце, когда опытный актёр, чтобы пощекотать нервы публике, на середине каната изображая свою неуверенность, соскальзывая ногой, готовый вот-вот упасть, — но это был лишь хорошо продуманный трюк, и зрители знали, но всё равно дружный и радостный крик восклицания вырывался у них, когда канатоходец благополучно достигал столба.

Однажды на большую высоту взобрался юноша и начат бодро идти по канату, помогая себе длинным шестом, который он держал для равновесия в обеих руках. Уже пройдена середина, но вдруг шест заходил быстро вверх-вниз, юноша покачнулся... Некоторые зрители, ничего не подозревая и думая, что это очередной розыгрыш, даже засмеялись, но вот юноша делает ещё один шаг, пятка передней ноги у него соскальзывает, шест летит вниз, а следом за ним и он сам.

Крики ужаса теперь огласили площадь: юношу унесли с разбитой окровавленной головой в крытую повозку, где молодой человек вскоре скончался.

Своё пребывание во дворце Джамна не раз сравнивала с работой тех, кто на большой высоте ходит по канату, рискуя жизнью. И жизнь в императорских покоях тоже постоянно подвергалась опасности: одно неверное движение, одно необдуманно произнесённое слово, и ты летишь вниз и разбиваешься насмерть, как тот несчастный юноша.

Теперь перед девушкой неотступно встал жёсткий вопрос: как быть? Она дала слово Гонории — верно ей служить, и не только готова, но и на самом дате сдержит это слово; Гонория нравилась Джамне... Несмотря на вспыльчивый и даже жестокий нрав, у молодой Августы в груди билось доброе сердце, и эта доброта заключалась и в том, что она полюбила такого вообще-то скверного, хотя и красивого человека, каким являлся Евгений... К тому же он был сластолюбец.

Корда Гонория, уставшая от любовных утех, крепко засыпала, Евгений с Джамной проделывал то, что наверняка бы не понравилось молодой Августе... Но и у Джамны его действия, которые не иначе как извращениями нельзя было назвать, вызывали неприятие... И раньше они также не нравились Джамне, когда к этому принуждал её до кастрации Антоний; но тогда девушка и не подозревала, что какие-то излишества в половом соитии можно было назвать извращениями, ибо до принятия христианства сие считалось вполне нормальным — пробовать ли языком на вкус семя любимого или любимой, ласкать ли губами чувствительные части тела, не говоря уже о различных позах, коими изобиловали у язычников эти самые соития... Только с распространением христианства начала меняться философия интимных отношений между мужчиной и женщиной, хотя и ранее существовали понятия любви и нежности... И если мужчина-язычник брал женщину как обыкновенное животное, то именовалось всё это низменной страстью... Вот почему Джамна так реагировала на «ласки» возлюбленного Гонории и ненавидела его, который проделывать подобное ни за что бы не посмел с молодой Августой... В душе Евгений был трусом; чернокожая рабыня знала об этом, знала Плацидия, знал и проницательный Антоний...

Лишь Гонория, ослеплённая своею любовью, ничего не ведала и ведать не хотела, хотя внутреннее чувство подсказало ей заподозрить Евгения в измене. У Гонории было много хороших душевных качеств (доброту её мы уже отметили), которые она не успела растерять, находясь в императорском дворце, так как мало с кем общалась... А потом, она унаследовала черты характера своего отца, присущие иллирийцам вообще и выраженные в грубой форме, но не могущие не вызвать симпатий, а именно: прямота, честность, смелость, решительность и благородство. Поэтому Гонория представляла смесь дикой кошки с благородной ланью, за всё это и любила рабыня свою госпожу. И в душевном отчаянии и смятении наряду с вопросом: «Как быть?» Джамна задавала себе и другой: «А что теперь делать мне? Тут ведь главное не ошибиться, не поскользнуться, как малоопытный юноша на канате... Не упасть и не ушибиться... Я должна быть предана Гонории, — рассуждала далее Джамна, — я дала ей слово, я уже шпионить в пользу евнуха не смогу... А если буду вести двойную игру, то проницательный Антоний сразу её распознает... Я хорошо знаю себя и хорошо знаю Антония... Он всегда был змеем... А тем более сейчас, когда ему приходится незримой тенью проникать во множество дверей царского дворца и из этого множества в определённый момент угадывать нужную... После кастрации он всё же изменился не только внешне, что вполне естественно, но и внутренне. Когда он был настоящим мужчиной, ради красивой женщины шёл на всё: щедрой рукой раздавал подарки, чтобы завоевать её. Сейчас во дворце вряд ли можно отыскать человека жаднее его... И от благородства, которое присутствовало в его душе, не осталось и следа. А место его прочно заняли злобство, коварство и жестокость. Ради своей цели он не пожалеет никого, ибо такое чувство, как жалость, ему теперь неведомо...»