Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— Как ты думаешь, Иван, мы найдём для Академии добрых профессоров?

— А почему бы и нет, государь, неужто земля наша скудна умными наставниками. Взять того же Сильвестра Медведева, монаха Евфимия, ученика Словеницкого. Да поискать только.

— И ты, надеюсь, тоже не откажешься от кафедры в Академии, Иван?

— Не откажусь, государь. Готов философию и богословие вести.

— Спасибо, Иван. Я рад этому. Жаль, Симеон Полоцкий умер, он бы тоже с удовольствием вошёл в Академию.

Фёдор заметил, как поморщился его собеседник при упоминании Полоцкого.

— Ты что, не согласен, Иван?

— Как я могу с тобой не соглашаться, государь, но, сдаётся мне, Полоцкий более на Запад тянул.

— А чем же это плохо?

— Ну как? Разве мы, русские, сами не сможем управиться. Вон малороссы в Киеве управились же.

— Симеон Полоцкий был моим учителем. Он научил меня и польскому, и латыни, и даже поэтике. Разве я стал от этого беднее? А, Иван? Он же учил и моего старшего брата Алексея, и столь успешно, что тот по-польски говорил, как на родном языке. У польской шляхты даже возникла идея избрать его королём. И, возможно, избрали бы, если б не пришла к нему ранняя смерть. Нет, Иван, замыкаться на одном языке, даже на родном, это обрекать себя на скудоумие. Я, например, думаю пригласить в Академию греческих наставников, и их обещает прислать нам сам патриарх Царьградский. Ну что скажешь на это?

— Что я могу сказать, государь? Я не смею возразить против твоей воли, но все они, чужеземцы, едут к нам лишь корысти ради. Вот почему, скажем, уехал на родину Юрий Крыжанич [49] Юрий Крижанич (ок. 1618—1683) — писатель, сторонник идеи «славянского единства», главную роль в осуществлении которой отводил Русскому государству. В 1659 г. прибыл в Москву. Выдвигал программу преобразований в Московском государстве. Сослан в Тобольск. Вернуться из ссылки смог только после смерти Алексея Михайловича (1676). ? Не он ли звал к всеславянскому объединению.

— Ну, Крыжанич, видимо, обиделся за ссылку, почитай, пятнадцать лет прожил в Тобольске.

— Вот-вот. Он серб, а как в своих сочинениях он срамит русских: и де ленивые, и нечистоплотные, и, мол, пьяницы.

— Ну а разве он не прав? И срамит он, Иван, не позора ради, но алкая исправления нравов. И кстати, не только русских, но и своих не щадит. Вот послушай. — Фёдор протянул руку, взял со стола книгу, развернул, прочёл: «...Задунайские славяне — болгары, сербы, хорваты, уже давно сгубили государство своё, и всю силу, и язык, и весь разум. Не разумеют, что такое честь народная, не думают о ней, и сами себе помочь не могут, внешняя сила им надобна, чтобы поставить их опять на ноги и включить в число народов...» Вот видишь, Иван, как он и о своём народе пишет. И это не злословия ради, а из страстного желания помочь ему. Это очень умный серб, и когда начнётся наша Академия, я постараюсь призвать его к нам. Вот у меня лежит его книга «Политические думы», написанная им в ссылке. Здесь он наставляет и нас, государей, как надо править, как улучшать нравы. И мне как русскому стыдно, когда Крыжанич зовёт нас учиться у турков трезвости, стыдливости и правосудию. Неужто мы хуже турок, Иван?

— Да что ты, государь.

— А всё от нашей необразованности. Крыжанич пишет, что замежные купцы надувают наших потому, что наши порой не знают арифметики. Разве это не обидно?

— Обидно, государь, — вздохнул Белобродский.

— Вот оттого хотелось бы мне при каждом приходе иметь школу или училище. Об этом же, кстати, семьсот лет назад Владимир Святой пёкся. Семьсот лет! Подумать только, как мало изменилось у нас на Руси учение народное. А ныне я велел при Чудове открыть училище монаху Тимофею, он привёз двух наставников-греков. Разве худо, если они научат наших детей греческому? А? Чего молчишь?

— Я слушаю, государь.

— Вижу, что слушаешь. А сам, поди, по-другому думаешь: зачем, мол, нам греческий? Думаешь?

— Нет, государь, я вполне согласный.

— А раз согласный, помоги Тимофею в этом деле богоугодном. И не бойтесь, содержание вам будет достойное. Завтра с патриархом всё решим. Ступай, Иван.

Но когда Белобродский дошёл до двери и взялся уж за ручку, царь остановил его вопросом.

— Послушай, Иван, а ты-то греческий ведаешь?

— Нет, государь.

— Тогда вот тебе моё веление: выучи.

— Как? Сейчас? От кого?

— Как «от кого»? Там будет два грека, да и Тимофей добро его ведает. Научит.

— Но, государь...

— Всё, всё, Иван Ступай Выучишь, я сам тебя проэкзаменую. Хорошо ответишь, удвою жалованье. Не выучишь, уменьшу вдвое. Ступай.