Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

Я стоял в одиночестве в сердце лабиринта и слушал, как в раннем сумраке перекликаются грачи.

Когда мы вернулись в Лондон, я рассказал Алисе о своих намерениях. Она вскочила и принялась кричать.

– Джеймс! Ты совсем спятил? Ты считаешь, что твою пенсию станут платить неизвестной ирландке, которая всю жизнь водила за нос армию? Они наверняка скажут, что ты и настоящим доктором не мог быть, раз оказался женщиной!

Она выплюнула слово «женщина» с яростным презрением.

– И о чем вообще речь? О самозванстве? О маскараде? О том, кто ты такой на самом деле? И кто же ты такой? Ты – Джеймс Миранда Барри, близкий родственник Дэвида Стюарта Эрскина, одиннадцатого графа Бьюкана. Ты даже ходил на похороны своей тетки Луизы. У тебя родственники – аристократы; и что, ты собираешься от них отречься? Я не хочу оказаться замешанной в такой ужасный скандал. Подумай, что про меня скажут! Что я все знала, что я какая-то сапфистка. Адольфус в гробу перевернется. А нас только начали почти везде принимать вдвоем! Что ты собирался сделать? Исчезнуть? Как ты можешь даже заикаться об этом?

И что такое подлинность? Где та подлинная душа, которую ты так мечтаешь обрести? Нет ничего подлинного! С разными людьми и ты разный. Ты играешь разные роли. Я играла каждую минуту своей жизни. Я всегда на сцене. Мы все на сцене. Это вечное представление. Что, это твоя подлинная душа велит каждое утро принести горячей воды, а потом отсылает служанку, чтобы начать мыться? Или кто-то другой, кем ты всегда притворялся? Я знаю – а ты, кажется, забыл, – что нам достается всего одна пьеса. И ты создаешь реплики и сюжет по ходу дела. Кто тебе это должен сказать – Шекспир? Не бывает репетиций, не бывает второго представления, на котором можно сыграть лучше. Мы на сцене прямо сейчас, и все. И у тебя роль травести, Джеймс. Какой же ты идиот. Ты играл эту роль со вкусом и с блеском. Ты был прекрасен. Ты имел успех. А теперь ты решил произнести эпилог, появиться в юбке и объявить мораль, чтобы тебя освистали и прогнали со сцены? Ты сумасшедший.

Она шагала по комнате, прижав к лицу платок. На щеках багровели пятна гнева. На этот раз, вопреки всем своим заявлениям, Алиса не играла. Она действительно очень разозлилась.

– Что ты хочешь делать? Ходить и всем рассказывать, что ты женщина? Носить мою одежду? Как ты думаешь, что произойдет? Может, тебя попытаются вылечить или зарисовать анатомические подробности твоего устройства? Или продадут тебя в цирк? Господи помилуй, Джеймс…

Она дошла до камина и нервно взяла с полки одного из этих ужасных фарфоровых пастушков. Потом не в шутку топнула ногой.

– Ты наплюешь на людей, которые горы сдвинули, чтобы сделать твою жизнь увлекательной. У тебя есть деньги. Ты добился успеха. Многие берут с тебя пример. Ты хочешь сообщить им – слушайте, я ничего такого не имел в виду? Это все ошибка? Ты ведь это говоришь.

Черт побери, Джеймс! Как ты смеешь? Откуда вдруг сомнения в таком возрасте? Почему вообще ты сомневаешься в том, кто ты такой?

Она закусила губу.

– Кто такая Алиса Джонс? Я великая английская актриса. Это могут подтвердить картины, афиши, бесконечные восторженные записки. Никому не интересно, откуда я взялась. По крайней мере, очень немногим. Дело не в том, откуда ты взялся, а в том, чего достиг. И ты хочешь мне сказать, что готов все это перечеркнуть?

Она повернулась ко мне:

– Послушай-ка меня, Джеймс Барри. – Она стояла почти на носках моих сапог, полыхая гневом, и я чувствовал ее возмущение кончиками пальцев. – Свет знает, кто есть кто. И свет говорит, что ты мужчина. Я не хочу больше слышать об этом. Ни единого слова!

Она порывисто села рядом со мной.

– Алиса, – спокойно сказал я, – я и не сказал ни слова. Ты одна говорила.

Алиса расплакалась – громким негодующим воем ребенка, которому только что сказали, что игра окончена и пора в кровать. Я взял ее руку и тихо сжал в своей. Когда первые потоки слез иссякли, она сердито всхлипывала. Я снова заговорил.

– Алиса, я провел всю жизнь под маской. Я не знаю, кем еще я бы мог быть.

Она перебила:

– Но тебе нравилось наряжаться. Ты разве не помнишь свою первую форму? Как ты танцевал в красном мундире? Ты выглядел превосходно. Я ужасно ревновала. Ты любил власть, Джеймс. Не отпирайся. Ты любил помыкать людьми и стрелять в зулусов…

– Алиса! Могу тебя уверить, что я стрелял только в тех, кто добровольно подставлял грудь под пулю.

– На дуэлях! Ты дрался на дуэлях, Джеймс. Ты играл с огнем! Ты нарочно рисковал разоблачением.