Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

– Ты до сих пор на них похож. Ты рыжий карлик, как Барри. При этом сидишь с прямой спиной, задрав подбородок, в точности как генерал, – ты унаследовал все его командирские ухватки. Но к тому же у тебя нежный рот и улыбка Дэвида Эрскина. Твои лучшие черты! Они до сих пор очаровательны.

У меня нет ключа к прошлому.

Она подходит и целует меня долгим, жарким поцелуем. Я чувствую в ее дыхании корицу и алкоголь.

– Прощен ли я за то, что остался с Луизой? Несмотря на то, что она отказалась тебя принять?

Алиса кивает.

– Ты пила?

Она снова бесстыдно кивает и улыбается.

– Сколько стаканов?

Поднимаются два пальца.

– Всего два? Портвейна? Моего лучшего? И ты сделала из него глинтвейн! Алиса, это преступление. Для глинтвейна я держу второсортный портвейн.

Она громко смеется и звенит ключами от дома на поясе, в точности как Мэри-Энн когда-то.

– Слушай, Джеймс, я прекрасно знала, что скажет старая ведьма. И кому какое дело до отцов. Если у человека есть финансовая опора. У тебя она была, Джеймс. У тебя было столько отцов, что ты мог жить припеваючи всю жизнь. И прелестная мать, которая одарила тебя своим французским акцентом и руками хирурга.

Луиза умерла мирно год спустя. Я бывал у нее регулярно, и шел за гробом до могилы в толпе младших Эрскинов, которым казался таким же осколком прошлого, как их тетушка. Луиза оставила мне приличную сумму, с отдельным указанием не показывать ни пенни «ненасытной гарпии». Алиса радовалась деньгам, а я не стал разглашать последнюю волю покойной. Посещения Луизы оказались более сложным делом, чем я ожидал, потому что Алиса неизменно дулась перед моим уходом. Она так и не смирилась с тем, что старая аристократка отказалась принять судомойку, выбившуюся в люди. Луиза когда-то вычесывала вшей из Алисиных волос, сидя на заднем крыльце, много-много лет назад, и Алисе казалось, что это воспоминание должно затмевать все остальное. В конце концов, она была членом семьи. Луиза смотрела на дело несколько иначе. Она не могла слышать Алисиного имени и говорила, что именно из-за нее перестала ходить в театр. Я противился попыткам Алисы восстановить свой статус, считая, что пожилая леди девяноста трех лет заслужила право умереть, не поступившись предрассудками. Алиса не могла с этим смириться, и мы время от времени ссорились, кружась на одном и том же месте и не достигая никакого результата.

Удивительно, как часто мы ссорились. Если бы я ждал спокойной и размеренной жизни с Алисой Джонс, меня бы постигло жестокое разочарование. Алиса не хотела становиться благодушной пожилой леди. Она любила скандалы и интриги. Она продолжала общаться со всеми своими театральными дружками и часто давала шумные ужины, после которых я нередко находил нескольких перепачканных и храпящих гостей на диванах внизу; однажды даже на подушках за креслом в утренней гостиной. Джесси накрыла на стол, не разбудив беднягу; ей пришлось перешагивать через его сапоги, чтобы прибрать мусор, оставшийся с вечера. Уютно устроившийся вчерашний гость походил на солдата, павшего в битве за наслаждение и погребенного там, где пал.

Алиса рассыпалась в извинениях. Но это повторялось снова и снова.

Я привык проводить много времени в одиночестве и не мог приучить себя к большим компаниям. Однако же служба теперь не занимала мои дни, и от этого, я полагаю, беспокойство и нервозность усиливались. Моя общественная и профессиональная жизнь закончилась. Я доживал свой век в оболочке человека, которым был когда-то. Я читал. Я занимался. Я посещал выставки. Я ходил на публичные лекции. Я следил за новостями медицины. Но казалось, что во всем этом нет смысла, что дни мои лишены цели. Я служил короне. Я не был склонен к ученым штудиям – ни по натуре, ни по привычке, и, несмотря на мою всегдашнюю любовь к Шекспиру и английским поэтам, я лишь изредка проводил вечера за новыми романами и журналами. Я нечасто ходил в оперу или в театр. За время моего отсутствия вкусы переменились радикально. Часто я обнаруживал, что провожу вечер, заполненный беспримесной скукой в неинтересной мне компании. Я разочаровывал Алису – уж она-то отправлялась в погоню за наслаждениями изо дня в день, забыв про все приличия.

Кризис наступил однажды весной, спустя два года после смерти Луизы. Оказалось, что Алиса всю жизнь помогала деньгами своей семье в деревне, и, когда ее младшая племянница собралась замуж, она решила отправиться на свадьбу. И я решил поехать с ней.