Бямбын Ринчен - Заря над степью

В степи ему встретились трое ребят со старыми корзинами на плечах. Лодой узнал одетых в грязные латаные дэлы давно не мытых, чумазых малышей. То были дети бедной Пэльже. Натянув поводья, он остановил лоснящегося от сытости коня и, приподнявшись в седле, заглянул в корзину старшего.

— Откуда вы несете эту падаль? Ее даже собака нюхать не будет! — воскликнул он.

— Мы за серой сопкой нашли этого дохлого джейрана. Мама болеет, а есть нечего. Сегодня утром она сказала: «Слышите воронье карканье? Это они падаль почуяли, идите на их крик».

— Теперь нам есть из чего сварить суп, — добавила девочка, кивнув в сторону серой сопки.

Младший из мальчиков зло сверкнул глазами.

— Эй ты, щенок, чего косишься, как волчонок?!

Мальчик молча отвернулся и, с трудом взвалив на плечо тяжелую корзину, неуклюже зашагал в своих не по росту больших рваных гутулах.

«Ишь как глянул, — подумал Лодой, — сразу видать: в своего паршивого отца пошел, недаром я выгнал его за плохую работу. Взгляд точь-в-точь отцовский».

— Верно говорят: от горелого дерева — сажа, а от пакости — пакость, — прошипел Лодой и тронул коня. За серой сопкой он встретил двух девочек. Они пасли овец и коз.

— Мать дома? — спросил Лодой.

— Дома.

— А ну, скажите, что вы ели вчера вечером?

— Пили пустой чай.

— А сегодня утром?

— Вчерашний чай подогрели и пили. Да еще на всех один хурут разделили.

— А много у вас хурута?

— Мама считала в мешочке и сказала, что кончается.

— Тогда скажите своей матери, чтобы она пришла ко мне. Я дам ей немного мяса, масла и муки, а потом она поможет мне во время стрижки овец. Поняли? Да передайте ей, чтобы она приходила побыстрее. Иначе я найму других. Вот вам по хуруту. Жалею я вас, желторотых птенцов. Так и скажите матери, что только из жалости к вам я хочу ей помочь. Поняли? — переспросил он еще раз и поскакал к другим маленьким чабанам.

Вскоре Лодой разведал все, что ему было нужно. К некоторым беднякам он даже сам заходил.

Весной, когда кончаются скудные запасы, бедняки под угрозой голода принимают любые условия Лодоя, идут в кабалу за котелок муки и кусок баранины. Чего только не приходится терпеть бедняку, у которого так мало скота, что за целое лето он не может заготовить еды на зиму. К весне дети начинают пухнуть с голоду. Плачущих детей приходится обманом укладывать спать: поспите, дескать, пока не уварится мясо, а там вас разбудят. Занимают у кого только можно, дрожат над каждым куском и делят его на равные дольки между детьми. Недаром с давних пор среди монгольских ребят ходит мрачная поговорка: «Когда мясо редкость, и мать превращается в черта».

Бедная мать! Опухшая от голода, в холодной юрте, она всей душой хотела бы, чтобы мясо за столом не переводилось никогда, чтобы оно не было редким гостем, словно какое-то невиданное сокровище, чтобы дети никогда не называли ее страшным именем «черт»! Но что она может поделать! Откуда взять столько мяса, чтобы досыта накормить голодных детишек? У бедняков, имеющих всего пять-десять голов скота, животные весной падают от бескормицы. Какие уж тут запасы! Лишь бы с голоду не умереть.

Лодой возвращался домой довольный: поездка была удачной. Он свернул с дороги в последний айл, чтобы взглянуть на своих овец, которых отдал туда на пастьбу. Приближаясь к айлу, он увидел, как из юрты выбежала женщина и, торопливо сняв шкурку, повешенную для просушки, сунула ее в кучу ветхого войлока. Лодой сразу догадался, в чем дело. Он подскакал к поджидавшей его испуганной женщине.

— Что ты сейчас спрятала? — ехидно спросил Лодой, посматривая на шкурку, краешек которой предательски выглядывал из-под рваного войлока.

— Ничего я не прятала, — смущенно ответила женщина.

— Ничего? А это что? Ну-ка покажи, — потребовал Лодой.

Женщина вынула спрятанную овчинку.

— Разверни. С чьей овцы шкура? — зло допрашивал Лодой.

Бедная женщина начала говорить что-то в свое оправдание, но так тихо, что было только видно, как шевелятся ее губы.

— У тебя что, язык отсох? Думаешь, я не вижу, что это овца из моей отары? Кто ее зарезал? Эх вы, псы поганые! Разве так пасут чужой скот? Сегодня же угоню своих овец. Найдется немало людей, которые с радостью возьмутся пасти мой скот. А твой муж полностью заплатит мне за овцу. Слышишь, что я говорю? — кричал Лодой.

В это время из юрты высунулся сначала костыль, за ним — стоптанные, перевязанные веревочкой гутулы, и наконец показалась сама хозяйка костыля — старушка, одетая в грязный и рваный дэл. Халат еле прикрывал смуглые худые руки. Она подошла к Лодою и, заслонив от яркого солнца глаза, с упреком проговорила: