Александр Черницкий - Загадка Алатырь-камня

Особо отметим соразмерность, взвешенность суждений: будучи патриотами, авторы не впадают в патриотит, который болезненно не соприкасается с наукой. И не запамятуем тонкого интереса, вызываемого этимологическими штудиями Марининой и Черницкого.

В частности, название мордовского райцентра Атяшево с блеском возведено к ставке шаньюев, соседний городок Ардатов произошел от «орды», и гуннский сюжет вдруг ярко вплетается в отечественную историю. Отдельная тема – этимология современного города Алатыря, которую соавторы возвели к древнеславянскому наречию антов. Между тем письменности ни у мокшан, ни у эрзян не было вплоть до второй половины XVIII века, когда перечисленные названия уже более или менее устоялись.

Или вот вам еще вопрос вопросов, читатель. «Когда же и почему на северо-востоке современных Мордовии и соседнего юге Чувашии, исстари населенным мордвой, поменялся этнический состав населения? – вопрошают страницы этой книги. – Сейчас там живут преимущественно русские, и кажется, будто так было всегда. Позвольте, но где же мокшане с эрзянами, с незапамятных времен населявшие эти края, куда всосал их водоворот истории?»

А эзотерика? В древности решения тут и там принимаются с учетом высших, потусторонних сил. Их мнения вожди узнают посредством шаманов, бесстрашно отправляющихся в параллельные миры: нижний, средний и верхний. С одной стороны, наверняка безупречную историческую фактуру авторам удалось бы вывязать и безо всяких камланий. Но, с другой стороны, текст повествует о временах, когда вера в богов, призраков, оборотней и прочих сверхъестественных «кукловодов истории» являлась категорическим императивом всех цивилизаций. Вопрос: в какой степени магия помогает постичь дух времени и лучше понять поведение живших тогда людей?

Ну, а как вам нравится ремарка о том, что на заре «святой Руси» будущему закабалению народа способствовало ощущение крестьянством коллективной вины за преступление земледельца Каина? И еще наблюдение вашего покорного слуги: Маринина с Черницким привлекают авторитетные мнения для подкрепления своих позиций, однако почти не цитируют оппонентов. В этом отказе хватать маститых за грудки (чем обожают заниматься сокрушители устоев обыкновенно из числа аспирантов) чудятся скромные да чуткие простые души – нечастые гостьи на ученой ниве.

А чего стоят «мостики» – исторические параллели, – то и дело перебрасываемые соавторами из древности в современность? Взять, к примеру, пассажи о сексуальной неудовлетворенности абсолютного большинства женщин (порядка 80 %) всех времен и народов. Отсюда проистекает хроническое непонимание между полами: перед нами виртуозно «зашитое» в роман наставление по интимной грамоте, как говорится, «два в одном».

И вот что еще архиважно: соавторы избегают пересказывать сюжеты, и без того подробно известные историографии. Маринина и Черницкий предпочитают держаться переднего края, где все зыбко, предположительно, неуютно. Потрясают воображение, например, грезы Аттилы о слиянии Хартленда с Римлендом, не потерявшие актуальности и в наши просвещенные дни. Впрочем, тссс, больше о собственно томе ни слова, дабы не предвосхищать читательского удовольствия.

Засим напомним: эти листы нужно просто прочитать. И, ненавязчиво получая наслаждение от соприкосновения с Ее Величеством Историей, «под завязку» набраться новых знаний, которые останутся с вами на всю жизнь. Повторим вслед за историографом Вячеславом Румянцевым: «Историческая память народа – это как раз и есть та самая главная законсервированная партизанская база, благодаря которой сохранится и народ, и страна».

В заключение отметим, что твердость рук авторов оставалось неизменной от 1-й главы к заключению (эпилогу). И в этом факте также отражено могущество данного прекрасного, на наш взгляд, произведения. Да, оно не лишено недостатков, часть из которых мы уже обозначили, но совершенство, как известно, свойственно во Вселенной одному токмо Неизреченному.

Возможно, читатель сочтет данное вступление излишне комплиментарным, поэтому признаем: да-с, многие умозаключения и выводы Елены Марининой и Александра Черницкого недостаточно аргументированы, зачастую интуитивны, порой идеалистичны либо избыточно резки, а местами и вовсе будят протест в читательском уме или сердце. Но…

Не забудем мотто преизящнейшего британского эссеиста Хэзлитта – «Перестав быть спорной, мысль перестает быть интересной». Сочинять и тем более издавать бесспорный, то бишь бесполезный труд – дело пустое, он априори никому не потребен.