Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

И вновь согласное кивание голов «господ генералов» сопроводило слова государя. Две из которых (у Гордона и Лефорта) были в париках, а остальные — в своем русском и русско-татарском естестве. Некоторые, как например, у Ромодановского, так и вообще с проплешинами.

— А потому нам необходимо эти причины устранить…

«О, да!» — закивали энергично головы, задергались им в такт бороды.

— На ваш выбор главным воеводой или генералиссимусом в предстоящем походе предлагаю бояр Шеина Алексея и Черкасского Михаила. Кого изберете?

Не успел Петр Алексеевич окончить последнюю фразу, как с лавки, словно ужаленный, вскочил князь Михайло Алегукович.

— Государь, отец родной, Петр Алексеевич, — возопил он слезно, — освободи от столь почетного и важного дела. Христом Богом прошу! Хвор я, государь, да и годы не те, чтобы по степи скакать да на стены взбираться… Пусть уж воевода Шеин… Он помоложе, пошустрее…

Князю Михайло Алегуковичу Черкасскому, старому приятелю Нарышкиных и приверженцу Петра в борьбе с Софьей, шел пятьдесят первый год. Он действительно был старше многих присутствующих на совете. Но Петр Иванович Гордон с Федором Юрьевичем Ромодановским были постарше и его самого.

Петр Алексеевич, скрывая улыбку, погладил воинственно топорщащиеся усы:

— Что, господа генералы, уважим просьбу князя? Освободим от главного воеводства?

— Да, да! — теперь уже не только кивали головами, но и прорезались, разродились словом «господа генералы».

— Тогда, князь, садись, — милостиво разрешил Петр Алексеевич. — В ногах, говорят, правды нет. А ты, воевода и боярин, привстань, — обратился он уже к Шеину.

Алексей Семенович тут же исполнил царское повеление.

— Слышал все?

— Слышал.

— Хорошо, что слышал, — ожег холодным пламенем глаз Петр Алексеевич. — Следовательно, и быть тебе генералиссимусом.

— Как вашему царскому величеству будет угодно, — зарделся Шеин.

Он хоть и ожидал нечто подобное, но все же не смог побороть внутреннего жара, вдруг накатившего на него.

— Господа генералы, а вы слышали? — обвел Петр всех цепким, внимательным взглядом.

— Слышали, слышали, — поспешили заверить самодержца генералы, заворочавшись медведями в своих шубах на лавках.

— Раз слышали, то будьте добры если не любить, то жаловать, — усмехнулся озорно, даже, кажись, подмигнул малость Петр Алексеевич. — А главное, исполнять его распоряжения, как мои. Без раздумий и проволочек. По первому слову.

Генералы кивнули. А что им еще оставалось делать?.. Не соглашаться что ли?..

— Я же буду при воеводе Шеине капитаном бомбардирной роты. Мыслю, — вновь созорничал Петр Алексеевич, — за Азовскую кампанию дорос до этого звания.

Все понимающе изобразили подобие улыбок на своих лицах.

— Не возражаешь, генералиссимус?

— Если ранее в моем полку находилось место бомбардиру, то почему во всей армии не найтись месту для капитана бомбардиров, — на иноземный манер поклонился Шеин.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся государь, оценив ответ. — Все растем. — Но тут же, обрывая смех, продолжил далее вполне серьезно: — Садись, генералиссимус. Ибо у нас остался еще один вопрос: назначение адмирала строящегося флота. С вашего соизволения я вношу кандидатуру Лефорта. Возражения имеются? Возражений нет, — даже не обводя взглядом господ генералов, констатировал он.

Тут же, в Преображенском, по русскому обычаю, «обмыли» новые назначения. А несколько позже, уже во дворце Лефорта «обмывку» продолжили в более широком кругу. Несмотря на все старания «князь-папы» Никиты Зотова и других членов «соборного кумпанства», Шеин почтение Бахусу отдавал умеренно, до «черных риз» не упивался. А, приглядываясь к молодым «инокам» из боярских детей, подбирал помощников для свиты. Ведь кто-то должен же был передавать в полки его распоряжения. Причем немедленно и толково. У немцев такая свита называлась штабом, у русских же пока синклитом.

26 декабря, в четверг, перед самым Рождеством, когда бы о божественном подумать, у Петра Алексеевича очередное собрание. Но не Всешутейший да Всепьянейший Собор, а серьезный сбор. Созваны не только генералы да полковники, но и прочие служивые да приказные московские люди. Многие — впервые в Кремле, впервые в царских палатах и чертогах. Во все стороны глазами таращатся, зыркают — запомнить норовят. Это для того, чтобы потом, в кругу знакомцев, увиденным похвастать. Мол, знай наших… В Кремле бывал, царей видал!

Шеин в Кремле не первый раз. Его сверканьем злата не удивишь. Удивляет многолюдье. Тут, как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре. А еще удивляет отсутствие важных царских церемониалов, словно это не царский дворец, а «парадиз» Лефорта.