Андрей Шайкин - Крестьянские мемуары

- Хлеб загорелся, горяч, как огонь. Что делать будем?

- Ну, что мы можем сделать? Не мы виноваты – погода, каждый день дождь.

- А я предлагаю такой выход из положения, - говорю ему. – У нас на току пустуют 4 риги. Давай колхозников, разделим их на 4 бригады, чтобы они быстро перетаскали зерно каждая в свою ригу и рассыпали валами, а пятая бригада будет лопатить и охлаждать на ветру, веять.

Корсаков мне говорит:

- А если завтра будет вёдро – обратно будем зерно выносить?

Я отвечаю:

- На току грязь по колено, неделю не влезешь.

Он не соглашается. Тогда я говорю:

- Как хочешь. А я отвечать за гибель хлеба не хочу. Пойду к прокурору и скажу: я предложил выход из положения, а председатель не соглашается. Поэтому снимите с меня ответственность за сохранность хлеба, пусть он отвечает.

Слепов как вскочит:

- Таскать! Немедленно! – И председатель тут же согласился.

- Вот и хорошо! – говорю.

Собрали больше 100 колхозников, перетаскали весь хлеб часа за четыре в пустые риги, рассыпали в валы. Стали обрабатывать хлеб, лопатить, охлаждать. По две веялки поставили в каждой риге. Веем и лопатим, веем и лопатим. Дня через два я отлучился домой на обед, а Елена осталась за меня. Прихожу с обеда, она рассказывает:

- Когда вы ушли на обед, заехал секретарь райкома Петраков и спрашивает: "А где хлеб?" Я отвечаю: "Два дня назад перетаскали в риги. И сейчас в ригах работают человек 80". Он не поверил, заглянул в риги, ничего не сказал и быстро уехал.

Потом мне рассказали, что Петраков от нас поехал на Горы в колхоз "Смычка", там председателем был Максим Игонин. Подошел к весовщику и спрашивает: "Хлеб горит?" - "Горит, Василий Романович!" А весовщик там был хороший, хозяйственный. "Что думаешь делать?" - спросил его Петраков. – «Думаю, перетаскать в риги, у нас три риги пустые, а председатель не соглашается, людей не дает. Говорит: «Вдруг завтра вёдро, придется назад вытаскивать». Велел Петраков найти председателя. Тот явился, и секретарь спрашивает: «Почему не таскаешь хлеб в риги?» Тот отвечает: «А вдруг завтра посвежеет погода». Петраков: «Так ведь на ток все равно еще неделю не влезешь. Сходи в Шайкину, своему соседу, у него уже третий день как весь хлеб в ригах, остужён, и он вовсю его веет. Почему он не дожидается команды, а сам принимает решение. Сейчас же организуйте эту работу, вечером приеду – проверю».

Поехал Петраков по всем колхозам района, всех на ноги поднял, всех заставил хлеб в риги перетаскать. А все из-за меня. Наверное, меня ругали многие весовщики за то, что прибавил им хлопот.

В 1960 году мне исполнилось 60 лет. Стал я оформляться на пенсию, доложил об этом председателю колхоза. Тот передал распоряжение председателю комиссии Барановой. Она собрала комиссию – двоих женщин из бухгалтерии и двоих мужчин, один из них Бочкарев Василий Ермолаевич. Баранова мне говорит:

- Андрей Васильевич, наши колхозные архивы мыши съели. Шкаф стоял в амбаре, а в нем был хлеб.

Отвечаю ей:

- Я знаю, что архив съеден мышами, но кто додумался туда поставить архив? Такое может произойти только в колхозе, где никому ни до чего нет дела. – Потом говорю: - Ладно, у меня есть колхозные трудовые книжки, я не сдал их учетчику и сохранил – с 1955 по 1960 годы. На, пожалуйста, бери, в хороших руках ничего не пропадает.

Взяла она книжки, полистала и говорит:

- В книжках отмечены только трудодни.

- Так переведи трудодни на деньги.

- Нельзя, - говорит.

Обманули меня и начислили пенсии всего 12 рублей. Тогда всем одинаково начисляли: и кто хорошо работал, и кто плохо. Круговая порука. С 1930 года никому не платили деньгами, запишут трудодни, выдадут на один трудодень 200 граммов плохого хлеба – как хочешь, так и кормись. Спасало собственное позьмо. Сеяли картошку, просо, рожь. У меня позьма было 45 соток, как и у всех. Держали корову – молоко очень выручало. Вот мы и остались живы. Я проработал в колхозе 45 годов, никуда из него не уходил. Хотя приглашали завхозом в больницу, даже предлагали охлопотать меня через райком. Но я отказался. И в сельпо приглашали завхозом, но я и туда не пошел. И вот за свою преданность колхозу я получил 12 рублей пенсии. Такую пенсию я получал 9 годов. Потом пенсию стали давать 18 рублей – ее получал 8 годов. 28 рублей я получал 6 годов. Мы колхозники, а колхозникам не хотели платить хороших пенсий. Такая была система.

Но в 1983 году секретарем ЦК КПСС стал Андропов. Вот он и обратил внимание на забытых государством людей и дал указ: кто участвовал в революции и гражданской войне должны получать персональную пенсию и льготы – 50 процентов за дрова и уголь и каждый год можно ездить на курорт. А кто не поедет на курорт, компенсировать выдачей на руки 100 рублей. Тогда мне назначила районная комиссия пенсию 55 рублей. В это председателем райисполкома был Стёпин. Дали 55 рублей и другому участнику гражданской войны Кривоножкину Петру Степановичу. Нас в районе осталось 6 участников гражданской войны: Зуйкову начислили 80 рублей, Стрельникову – 82, Коновалову – 85. Мельников, пока ему оформляли пенсию, умер. Но они были служащими, поэтому получали пенсию больше, чем мы, колхозники. Еще был Бурлаков из Марьевки. К этому дню они все померли, из участников гражданской войны в районе остался я один. И добром вспоминаю Андропова. Он говорил: «Давно надо было прибавить пенсии участникам революции и гражданской войны. Они отстояли Советскую власть, выгнали врага и защитили молодую Советскую власть народа. Но мы забываем от них, а их осталось очень мало».